• Boosty Shared
• FIks

• пираты

9.docx

Глава девятая. Под личиной человека.

Еще недавно девчушка со звучной фамилией Ордорэ была рада переменам в своей однообразной и скучной жизни. Её отец — вице-адмирал Корсика Ордорэ, нёс свою службу на базе G-17 и был одним из немногих высокопоставленных дозорных Гранд-Лайна, занявших относительно безопасное место. Мужчина возглавлял гарнизон на Сабаоди — месте, где даже самые отбитые на голову смутьяны не захотят устраивать дебош, ведь случись чего, и в считанные часы те острова посетит кто-то из адмиралов. И уж тем более, упаси бог, какой-то придурок нападёт на кого-то из Святых, что частенько спускаются из Мариджоа для посещения аукциона… ежегодного аукциона рынка рабов. Одно единственное желание Небесного Дракона, и с Рэд Лайна спустятся солдаты небесной гвардии, глава которых не уступит в силах сильнейшим дозорным. Пираты, контрабандисты, наёмники и просто охотники за рабами — все как один понимали и принимали законы Сабаоди, и даже брали на себя частичку ответственности за их соблюдение. Новичков просвещали в реалии жизни на архипелаге, а если вдруг случится кому-то всё-таки напасть на Святого… по дурости ли, или же в рамках самообороны и нежелания становиться рабом, то старожилы немедля покинут архипелаг, пока не станет поздно. В вопросе Святых могучая рука правосудия не станет утруждаться поиском виноватых, и покарает всех.

Потому нести службу на Сабаоди считается достаточно легким делом, но при этом и опасным. Происшествий там мало, но если они всё-таки случаются, то масштабы последствий не сравнятся ни с одной другой базой первой половины Гранд-Лайн. Да и в Новом Мире — второй половине великого моря, тоже.

Как и прочие дозорные великого моря, что смогли дослужиться до высоких офицерских званий, нажив при этом огромное количество врагов, Корсика получил право поселить свою семью в Маринфорде — в окружающем цитадель правосудия городе. И конечно этим правом воспользовался. Пусть с семьёй мужчина виделся редко, но зато всегда был уверен в их безопасности.

Для юной Ордорэ житье в обители дозора было единственным, что она успела испытать в своей недолгой жизни. Девочка родилась незадолго до переезда, и все двенадцать лет своей жизни провела среди блюстителей порядка. Там почти не было животных, за исключением некоторых птиц: чаек да ручных попугаев, что держали у себя иные её сверстники. Не было полей и лесов, хотя присутствовали небольшие парковые зоны, скорее декоративные. Не было новых людей — всё те же семьи, друзья, знакомые и даже недруги, коих успела нажить боевитая «леди». Она была насквозь городской девочкой, что никогда не видела ничего, окромя своего района, а самая дальняя на её памяти прогулка заканчивалась походом в подготовительную академию дозора, где юным дарованиям с детства вбивали в головы различные знания, среди которых не в последнюю очередь выделялись правильные взгляды на Справедливость.

«Дозорные — войны Справедливости, и не имея четкого понимания что вообще это значит, попросту невозможно достичь успеха в нашем сложном деле! Особенно на Гранд-Лайне…» — так им говорили.

Переезд, пусть и временный, стал для неё самым настоящим приключением. Впервые она покинула стены Маринфорда, впервые села на корабль и отправилась в путь. Видела летучих рыб и волнохвостых дельфинов, полюбовалась на ширококрылого альбатроса, и даже смогла погладить самого настоящего морского льва, коего поймал один из сопровождающих корабль контр-адмиралов. Большого и отчего-то пушистого, несмотря на недавнее прибывание в воде. Та зверюга произвела достойное впечатление вообще на всех гражданских, не только на детей.

Морское путешествие казалось девочке сном. Хорошим и притягательным, но закончившимся слишком быстро… А на смену ему пришла уже настоящая сказка. Сабаоди. Огромный город, построенный прямо на корнях и стволах мангровых деревьев, что уходили глубоко под воду, и достигали самого океанского дна. Такой зеленый, такой большой, и такой непохожий на Маринфорд, что Ордорэ даже слегка испугалась сходить на сушу. А может, её больше подивила огромная стена Рэд Лайна, что довлела над городом, простираясь в обе стороны: от горизонта до горизонта. Огромная, непреодолимая стена из красной глины, возвышающаяся даже над самыми высокими из деревьев — легендарная преграда, что делит великое море, Гранд Лайн, на две части, и из рассказов отца, она отлично знала, какие монстры обитают по ту сторону Рэд Лайн. И что все как один, они носят людскую личину… Ну, или близкую к людской. И несмотря на все рассказы и байки, розововласая девчушка никогда не понимала, какой эффект на простых людей оказывает махина Рэд Лайна, что превышает даже врата правосудия. Уж их-то силуэт она привыкла видеть вдали.

Впервые за долгие дни одинокая квартирка Корсика наполнилась запахами домашней еды, семейным уютом и теплом. Эти простейшие, но такие важные для любого жилища атрибуты принесла с собой жена дозорного, а любимая дочурка дополнила их непрестанным щебетом: о своих впечатлениях, о новых друзьях, о новых приемах, что передал ей наставник боевых искусств в академии. Вынужденная разлука оборвалась, но лишь на время, отчего семейство Ордорэ старалось по полной использовать каждую обретенную минуту. Не манкируя обязанностями, дозорный водил дочку по плацу, показывал рутину рядового состава и младшего офицерского звена Гранд-Лайна, знакомил с деятельностью среднего, и потихоньку внедрял в науку старшего, рассчитывая, что дочь когда-то догонит, а и то перегонит родителя. Сверстники завидовали, а кто-то, кто осмеливался заходить дальше косых взглядов, объявляя свои претензии лично, незамедлительно вызывался девочкой на учебный спарринг и был дочкой вице-адмирала бит. Всегда и неизменно с легким налётом самодовольствия в улыбке.

Столь много было вложено в ребенка сил, что вырасти никем иным, кроме как офицером высшего звена дозора она и не могла… И девочка это понимала, уже сейчас обретая навыки жесткого контроля «подчиненных», которыми выступали обычные пацаны во дворе — дети других офицеров.

Идиллия была нарушена неожиданно. Очередной элемент сказки, что обратился страшнейшим кошмаром, ведь ни много ни мало, дитя увидела «всамделешный» летучий корабль. И не один. Целых три совершенно разных корабля, но замеченный девочкой первым выделялся на их фоне, как деревья Сабаоди выделялись на фоне декоративных ёлочек в парках Маринфорда. Огромный, каких она никогда раньше не видела, трехмачтовый резной гигант необычной формы. Гребни ниже ватерлинии в середине судна и в кормовой части, что напоминала, скорее, длинный тонкий хвост, чем нормальную корму, а также носовая фигура в форме раскрывшей пасть длинношеей рептилии придавали тому кораблю сходство с чем-то средним между драконом и рыбой. Возможно, именно так выглядели те самые морские короли, о которых рассказывал девочке отец. Монстры, заселяющие Северный и Южный Калмбелт.

Однако, юная Ордорэ была девочкой умной, и слепотой не страдала… Пиратские флаги на каждой из посудин она разглядела легко. Разные, не всегда черные, но с характерным скалящимся черепом. Так начались самые страшные минуты в её жизни.

Первые залпы прогремели, когда она только подбегала к дому, где дочку заграбастала в объятия испуганная женщина. Начался побег. Железная хватка матери, её напряженная спина и развивающиеся розовые локоны. Крики гражданских, мельтешения их же, жесткие приказы дозорных, что пытались направить эвакуацию и прикрыть свои семьи от смертоносных ядер и куда более опасных залпов… чего-то, сильно напоминающего смолу. Безумный хохот откуда-то сверху, что оборвался ударной волной, прошедшей по земле и уничтожившей ближайшие к приземлению неизвестного здания. Небольшой конвой из гражданских, к которым прибилась пара, был опрокинут наземь, и хвала всем богам, что оказались они более чем в ста метрах от приземления психа. Розовласая девочка лишь мельком увидела измалеванную в боевой краске рожу, с явным отпечатком безумия на ней. Длинноногий тощий мужчина с удовольствием кромсал дозорных, и конечности его были подобны вихрям. У него не было мечей, но казалось, что сами его руки и ноги обратились точеной сталью.

Его улыбка — последнее, что запомнила кроха, когда мама с силой дернула её за руку, рванув от толпы куда-то в сторону… Девочка старалась не думать о странном визге, раздавшимся за её спиной, как и о склизких звуках, с каким вываливается на землю содержимое брюха разделываемого тунца. Тёмные проулки — лабиринт базы дозорных. Запах крови и гари, казалось, оседал на кончике языка. Разрубленные, сожженные, разорванные тела, что изредка встречались на пути, оставляли на детском разуме свою печать — жуткие образы, что сами собой дополнялись лицами знакомых. Друзей. Семьи. Едва ли девочка осознавала хоть часть маршрута, и уж точно не могла она сказать, как долго пришлось бежать. Пожалуй, лишь ноющая боль в кисти под железной хваткой маминой руки хоть как-то отрезвляла, не позволяя психике надорваться и уйти в застой.

Смутно она запомнила объятия отца — тяжелые и крепкие, но очень-очень спокойные. Они принесли облегчение, но лишь на короткий миг, в который девочка отчаянно желала вжаться в широкую грудь и расплакаться. Чтобы забыть этот кошмар… Но утешение оказалось лишь попыткой защитить своего ребенка от осколков рухнувших с небес кораблей. Дозорные, из тех, что посильнее, смогли разрушить обычные посудины еще в воздухе, когда те только начали падать, но не махину, что изначально привлекла внимание девочки. Её окутали белесые потоки, собравшись в подкрылках — гребнях, что расправились от сего действа, обратив неконтролируемое падение в плавный спуск. Ужасный летучий монстр колоссальных размеров, что грациозностью своей напоминал пикирующую за добычей чайку… проигнорировал пушечные ядра дозорных — они подхватывались белыми вихрями и огибали корпус судна. Ни серповидные острые слэши, направляемые мечниками, ни целые глыбы спрессованной земли, запускаемые одним из фруктовиков, ни, даже, действия личного ученика Корсика, что встретил угрозу ударом своего копья, покрытого черной пленкой, не смогли остановить неизбежное. Не смогли даже сбить курса посудины. Единственное, чего они добились — выведение копейщика из строя, что после контакта с силой вражеского фруктовика свалился наземь изрезанной куклой.

Корабль на всей доступной ему скорости протаранил ряд судёнышек для эвакуации, и лишь сейчас девочка заметила, что по итогу забега оказалась на пирсе. Люди, кто не успел выбраться обратно на сушу, очевидно погибли. Оказались перемолоты неизвестной силой, что кружила вокруг корабля и оставляла инеевые следы на обломках.

— Спрячьтесь за мной и не отходите. — произнес Корсика, обнажая длинный прямой меч.

Корабль остановился. Его «плавники» покрывала ледяная кромка, не позволяя судну продолжить путь даже под давлением белой вьюги, что раздувала паруса. Витающие вокруг потоки белых частичек вдруг устремились в сторону причала, все разом, ударив по бедным доскам в десятке метров от вице-адмирала и создав непроглядную снежную завесу. С трудом, но юная Ордорэ сумела разглядеть там женский силуэт… чтобы сразу после в испуге зажмуриться, отстранившись.

Раздулась белая мгла, в считанные мгновения накрыв большую часть базы, и лишь небольшие участки остались нетронутыми: там, где вели своё собственное сражение члены экипажа Чёрной Метели. Корсика чувствовал, как один за другим затухают голоса его людей и тех, кого он лично поклялся защищать. Мужчина до боли сжал зубы, но атаковать не спешил, прекрасно понимая способности своего противника.

— Ох, мама и милая дочурка… Какая прекрасная картина! — голос звучал отовсюду разом, — Ну же, вам ведь холодно… Обнимитесь, прижмитесь друг к другу, поделитесь теплом.

Мужчина молчал. Разговаривать с психами — лишь терять концентрацию и сбивать дыхание. Единственное, что мог себе позволить Корсика — ждать. Каролина, обладательница дьявольского фрукта логии снега, известна своей мерзкой тактикой боя… Вся метель, что распространила эта падаль, носит в себе частички её реального тела. Она способна обращаться в снег, контролировать его, как собственные конечности, а также собраться воедино в любую секунду. Найти её по голосу невозможно, а при помощи хаки… вице-адмирал не владеет нужным уровнем воли наблюдения, чтобы среди миллиардов снежинок найти «настоящие». Да и чтобы убить эту стерву, ну или хотя бы серьезно ранить, нужно атаковать наибольшее скопление «правильных» частичек её тела… чего сделать невозможно, пока она не соберет их воедино. Конечно, есть люди, способные одной атакой накрыть всю площадь, подконтрольную Тёмной Метели, но, увы, именно сейчас и именно здесь таких людей нет.

Но есть у этой тактики и слабость. Несмотря на явные проблемы с головой, Каролина оставалась человеком, и слишком долгое пребывание в «раздельной форме», настолько отличной от человеческого тела, насколько это вообще возможно, для неё невозможно. Неизвестно, к чему это может привести, но данную слабость любых «сыпучих» логий, будь то песок, сажа или сахар, дозорные обнаружили уже очень давно.

Всё что было нужно — один единственный шанс. Что больная на голову сука захочет полюбоваться смертью очередных своих жертв лично. Иначе… о плохом дозорный думать не хотел, и всё так же отдавал всего себя воле наблюдения, изредка взмахивая мечом чтобы отбить редкие черные снежинки. Он чувствовал, что дамы за его спиной уже на пределе, ведь прикрыть от режущих атак напитанных волей снежинок он мог, но от воющих ветров и снежинок обычных — уже нет. Холод — не тот враг, с которым можно справиться мечом или кулаками.

— Как же они дрожат… Как это мило, дозорный. Не находишь? Просто посмотри на эти трясущиеся синие губки! На покрытые инеем волосы и реснички! На переплетение их молодых тел. Прекрасная картина, одна из лучших в моей коллекции! Хотя… тут не хватает отца или сына… Ты, часом, не знаешь, есть тут их родные? Мне бы хотелось завершить композицию. — в голосе маньячки еле слышно пробивались дребезжащие нотки. Шанс, что так ждал дозорный, был близок! — Я назову её… Я назову… е… ё…

Острый взгляд переметнулся к крыше одного из крытых доков, где Корсика ощутил отзвук голоса в воле. Там же вырисовывался женский силуэт. Он был скрыт воющей метелью, но вполне различим для вице-адмирала, а большего мужчине было не нужно.

Выпад, на пределе сил, яростный взмах длинного меча, брызги крови… Лезвие не почувствовало сопротивления. Совсем. Будто не человека разрубил, пустой манекен. Снеговика.

Чудовищная боль прострелила спину, руки, ноги… Тысячи черных снежинок, напитанных волей — настоящее тело Чёрной Метели, атаковали всё тело дозорного разом. Умей он покрывать чёрной броней всего себя, то подобная атака не стала бы проблемой, но такой уровень владения этой силой подходит, скорее, адмиралам, чем ему. Глубокие порезы наносились не бессистемно: надрезались мышцы, рвались сухожилия, ледяные свёрла входили в суставы… В считанные мгновения боевая машина оказалась рухлядью, не способной дать отпора врагу. Движения стали медленными и рваными, и Ордорэ чувствовал, как сама жизнь уходит из него.

— «Защитник»! — радостно прошептали синие губки прямо в ухо дозорного, — Ты присоединишься к моей скульптуре.

Из мглы, мерно отстукивая каблуками плотных кожаных сапог, вышла миловидная девушка. Бледная кожа, чуть светящиеся легкой синевой глаза, синюшние же губки… Она выглядела как жертва собственных же сил, ведь две розоволосые девы, что тряслись плотно прижавшись друг к другу, имели точно такие же атрибуты обморожения. Завершала картину огромная белая шляпа, из-под пол которой вырывался инистый туман, да трещины на коже и одежде девушки, которые стремительно заполнялись чуть светящимися снежинками. Она смотрела на трясущихся девушек, и взгляд её был холодным, оценивающим…

— Так… Давайте-ка мы положим его сюда… Угу, вот так. Одной рукой он укроет жену, а второй будто бы из последних сил пытается растянуть свой плащ на ребенка. Хм-м-м… — у жертв не осталось никаких сил сопротивляться. Мать действительно пыталась как можно плотнее укутать дитя, дабы отдать ей последнее своё тепло, и легшее на плечи тяжелое тело супруга, что еще истекало горячей кровью, было в её глазах тем, что может дать дочке шанс на спасение. В чем тот шанс заключался — она не знала, но чувствовала, что нужно лишь немного продержаться, — Нет. Нет-нет-нет! Вы должны обниматься, как любящая семья, а не подминать под себя ребенка. Так не пойдёт! Давайте-ка всё исправим… — монстр в людском обличии, один из тех, о ком рассказывал бедняжке папа, потянулся к девочке рукой, и всей своей душой та пожелала, дабы всё это закончилась. Что-то внутри отозвалось, она почувствовала легкий укол тепла, но и только…

Вьюга усилилась. Вой ветра заглушил громкий всплеск со стороны причала, но девушка почувствовала, как её снег коснулся массивного объекта. Коснулся, и тут же пропал из восприятия. Чёрная Метель нахмурилась, обернувшись, чтобы наткнуться взглядом на силуэт корабля, вставшего неподалеку от её собственного. Снежинки пропадали вокруг него, моментально истаивая, отчего силуэт тот выглядел куда более полным, чем от посудины Чёрной Метели. И пусть новоприбывший был куда меньшего размера, но вот жути он внушал изрядно… не как корабль, но как нечто живое. Осмысленное. Нечто, что смотрит прямо в душу десятком голодных глазок, а из-за плеч его доносятся порывы могильного хлада, что пробирали даже Каролину — воплощение снега. Фигура девушки истаяла тысячей снежинок, которые, подхваченные порывом незримого ветра, вернулись к пляскам со своими товарками.

С корабля на брег сошел мужчина. Коричневый плащ, под которым виднелась красная рубашка. Легкая щетина на подбородке и такая же на голове, правда скрытая треугольной шляпой, что сидела как влитая даже несмотря на кружащую метель. Плотные черные штаны и сапоги из черной кожи завершали образ… Мужчина замер там, где когда-то появилась Каролина, и словно к чему-то прислушивался, совсем не обращая внимания на окружение. Посреди дикой вьюги, его плащ даже не развивался. В центре морозной метели он не замечал холода. Окруженный снежными вихрями, он прогулочным шагом расхаживал взад-вперед, что-то выискивая.

— Как любопытно… — донесся до ушей ребенка чуть хрипловатый, но суровый голос, — Вроде бы здесь… Но… Хм-м-м…

Сквозь метель она едва слышала его бормотание, и совсем уж не видела предмета, что тот держит в своей руке. Только была уверена, что предмет есть — поза намекала. Девочка понимала, что очень вряд ли её услышат, а если и услышат, то очень вряд ли помогут… Ведь пришлый был похож на кого угодно, но только не на дозорного. Но тем не менее… Придавленная весом собственной мамы, что уже как пару минут совсем прекратила шевелиться. Собственного отца, чья тёплая кровь более не согревала, но наоборот, холодила и без того онемевшую кожу… Она хотела выжить. Не хотела думать больше ни о чем, кроме как о прекращение этого ужаса… Хотела проснуться… Хотела, чтобы её разбудили… Хоть кто-то.

— По…м-м-мо…г… ги… т… т… т-е… — едва выдавливая из себя звуки, с трудом преодолевая дрожь в челюсти, она не говорила, но шептала, вкладывая в тот шепот всю себя, без остатка.

— Хм?

Черные точки в глазах начали сливаться в огромные пятна. Вот-вот её взор погрузится в темноту. Она не понимала, действительно ли незнакомец обернулся к ней, или же ей просто показалось, но тем не менее… глаза уперлись в покрытые ледяной коркой доски порта, а дальше была темнота.

---

Какое интересное дитя. Осознанно или нет, но она затронула внутренний дух. Энергию второго порядка. Позволить подобному таланту просто так умереть, когда она может стать отличной жертвой для ритуала посвящения… А может и основой к нему же! Нет, нельзя такого упускать. Второй кусок от меня не денется никуда, а вот подобная душа — вполне. Да и мужик сверху — целая кладезь жизненной силы. В оставшихся подопытных её меньше, что лишний раз подтверждает полученные знания: люди в этом мире мало того, что изначально имеют аномальный её запас, так ещё и предела в накоплении у них нет! Осталось только выяснить, причиной тому кардинально иной подход к развитию духовных тел, или же так влияет фон более старого мира… Но это успеется, пока же надо спасти будущее вместилище Калипсо. И мужичка прихватить — да. Про запас.

— Эй! Это вообще-то моё!

О! Всё-таки этот кусок здесь. Странный компас, который я отнял у Одеска, и который здесь зовется «этернал пос» — деревянная подставка со стеклянным шариком в неё вмурованным и со стрелкой, подвешенной на ниточку внутри шарика, — после запихивания в него куска души, как оказалось, «всего лишь» старшего идола, стал указывать на ближайший к нему родственный кусок. То есть, на недостающую частичку исконного духа. И привёл он меня сюда… Сабаоди, судя по воспоминаниям последних двух жертв. Какое-то там знаковое место, очень важное для здешнего правительства. Благо что потусторонние пути работают всё так же, а получившийся артефакт указывает исправно даже за гранью, а то путешествие через весь свет заняло бы у меня несколько месяцев, если не целый год.

Так вот… Прибыл я значит на Сабаоди, и тут мой навигатор сошел с ума, начав вертеться вокруг своей оси, будто пытаясь направиться во все стороны разом. Да и на духовном уровне творилась какая-то дичь. Будто человек одновременно деградировал душой, разлетевшись на тысячи кусочков, но при этом возвысился на совершенно иной уровень, перейдя на духовный путь существования… но при всём этом он оставался человеком. Распылил в округе свою суть, и выжил!

— Я кому говорю! Не смей рушить моё искусство!

Вот опять. Вокруг сформировалось много кусков человеческой души, разделенных между собой, но всё еще имеющих связь друг с другом… Такого быть не может! Человек не способен сохранять связь тела и души на таком уровне. Хотя идол же… Да еще и старший. Если слияние тут происходит по тому же принципу, что и слияние первого куска души с духом Одеска, то всю вычислительную нагрузку берет на себя именно он, а человек лишь отдаёт команды… сути которых не понимает совершенно! Это не оккультизм, а просто шутка!

— Ну кто так делает?! Это уже не местная школа, а просто какое-то издевательство над искусством!

— Да что ты в нём понимаешь! — взъярился дух.

Ладно… Беру свои слова назад. Что-то в этом есть. Разбив единую душу на осколки и оставив между ними связь через дух старшего идола, эта женщина оставила за собой эту их неправильную возможность взаимодействия с оболочкой души, но само духовное ядро, разбить которое по силам только Вечным, она защитила при помощи оболочки души идола. И вот та была уже нормальной — крепкой, непроницаемой… Пробиться сквозь такую, чтобы скрутить владельца, будет уже не так просто.

Частички, усиленные оболочкой души, врезались в мою плоть и едва не прошивали ту насквозь… Всё же я не из местных, и огромного запаса жизненных сил у меня нет. И столь извращенным методом защиты физического тела телом духовным я не владею… Правда, мне и не надо. Если я правильно понял суть процессов, а я не мог их не понять, всё-таки не безусый неофит… М-да, как раз пока что безусый. Но это временно! Так вот, если я всё понял правильно, то достаточно будет воздействовать на ту часть духа идола, что связывает кусочки людской души. Дух однозначно морозной атрибутики, то есть проистекающий из водной и воздушной основы, а значит точечного воздействия воды будет достаточно.

Вода — моя первостихия. То, что изначально превалировало в моей душе, прежде чем я приступил к осознанному развитию, и выделить её из прочих элементов, в отличии от того же огня — занятие не секундных медитаций, а мига на осмысление. Вот, из ядра исходит нужная энергия, окрашивая внутренний дух в «синий». Беру его под контроль, протискивая сквозь оболочку души — вот здесь местным было бы намного проще, но сомневаюсь, что их мягкие души способны вместить сколь-либо значимые запасы энергии второго порядка. Да и сам факт, что эти аборигены используют защитный слой души для усиления тела духовной составляющей… да, больше жизненной силы — больше духовной мощи сможет такое тело высвободить, но всё равно! Намерено ослаблять свою защиту… не понимаю. Ну не могли же они тупо надеяться на чужие оболочки, как делает это моя нынешняя добыча? Или могли? Эх… история этого мира темна и неясна. Как и от кого вообще пошло искусство этой их «воли» — неизвестно никому из моих пленных. Разобраться бы, чем руководствовались основатели этого учения…

Усиленная «синим» энергия, наконец, оказалась в полной моей власти — миг в реальности растянулись в секунды субъективного времени. Теперь нужен лишь один мягкий и неотвратимый посыл… И желательно побыстрее, пока моё тело не обратилось в фарш под градом атак. Голландец ещё не настолько отожран, чтобы поддерживать моё существование в форме духа, а сам я, боюсь, пока не справлюсь, развоплотившись в считанные дни.

— А? — предо мной появилась девушка в пушистом белом плаще, тугом корсете под ним, плотно облегающими бедра штанишками и тяжелыми сапогами на ногах… И шляпа. Огромная широкополая остроконечная шляпа, — Ты что сделал? — недоуменна хлопала она глазами, и я чувствовал, как её дух пытается давить на приращённый кусок, а тот ни в какую не желал откликаться. Разума в том кусочке нет, но моё вмешательство его и не касалось. Напротив, окажись кусок разумным, и ничего не вышло бы, ведь я задействовал безусловные рефлексы, что есть даже у таких сущностей. Как человек рефлекторно отдернет руку от горячей плиты, так и духовное существо попытается покинуть потенциально опасную зону, особенно когда его оболочка занята защитой не собственной жизни, а чужой души.

— Вот ты и попалась, — улыбнулся я, делая подшаг и вонзая чёрный минерал девушке между рёбер. Та только и успела, что взвизгнуть и опасть, став не опасней мешка картошки.

Удивительный, однако, минерал, что нес в себе энергию моря этого мира — на домене этой энергии когда-то возвысилась Калипсо, отвоевав свой кусок у семейства Посейдона, а после отбивая его же у всякой швали, так и норовившей заселиться там в веках заточения Богини. И печать, что выстроена на частичке этой самой силы, реагирует на неё однозначно — она блокирует запечатанный кусок души, а тот, на всё тех же безусловных рефлексах, проникает сквозь «пластичную» оболочку смертного, затрагивая уже дух носителя. Сомневаюсь, что ощущения от этого приятные, и именно об этом я и говорил! Будь оболочка души жесткой, и пробить её не смог бы и полноценный Бог, не то, что старший идол.

Но оставим будущего донора отдыхать. Всё-таки порезвилась она здесь знатно, и, должно быть, устала. В первую очередь нужно позаботиться об упрямом ребёнке. Почему упрямом? Так она до сих пор жива! Её душа держится на самой грани, но держится же! Не хочет покидать тело, хочет жить. Сильна, зараза… Возможно, воспитай её правильно, и получится на выходе очень даже умелый жрец.

Я снял с ребенка оба тела, тут же метнув взрослого в сторону Голландца — старый друг подхватил очередную «нямку» стропилами, и аккуратно уложил её на борт. А вот девочку я нёс уже сам, контролируя и питая её душу своей. Мой внутренний дух будет для неё перебором, а вот внешний — сойдёт. Там энергия не такая тяжелая и плотная… Местные варвары додумались использовать её для эхолокации, и честь им и хвала, что сделали они это правильно, а не как с оболочкой — через одно место. А судя по воспоминаниям, некоторые даже научились ловить отголоски мировой души, читая прошлое и будущее… тут сказать ничего не могу, нужно смотреть за сим чудом лично. Но если не сошли с ума, и не осыпались пылью, впитав мировой дух и растворившись в нём, то не так уж всё и плохо.

Убедившись, что ребенок не собирается отправляться за грань, да ещё и Голландца оставил бдеть и стеречь, я завернул её в парусину — физически с ней тоже совсем не всё в порядке, и пусть душа сидит крепко, но окоченевшее тело — не то пристанище, где той хотелось бы остаться. Вот и исправляю по мере сил.

Дальше пошла очередь носителя второй части моего старшего идола. Это так волнительно — собирать сущность такой силы по кусочкам… Это ведь как: выйди я против такой твари в чистом поле, и меня банально сожрут. Да, душу выплюнут, и та вновь окажется пред очами Калипсо, но от тела не оставят ничего. Однако, если тварюшка окажется в пентаграмме, хорошенько закрепленная духовными скрепами, да ещё и в ритуальной комнате под моей каютой, то здесь, уж извините, общаться придётся на моих условиях. И всё-таки интересно, что там накрутили в печатях, и отличаются ли они в разных видах «дьявольских фруктов» — так местные нарекли сосуды с кусками чужих душ. Уже сейчас я наблюдаю некоторые отличия в способах взаимодействия, однако это может быть связано не с печатью, а с самим куском. Они ведь разные, пусть и принадлежат одной и той же душе. И запечатаны в них разные составляющие прежнего носителя.

Радость от успешной вылазки сошла на нет, когда зоны моего восприятия коснулся Дух. С большой буквы Дух. Людская душа, в ядре которой уравновесились все составляющие — главный ограничитель, мешающий духовному развитию. Если выбьется хоть что-то, хоть одна часть, то о духовном развитии речи быть и не может. Практически отсутствует внутренний дух, ошеломительный напор внешнего, а всё потому, что вся вырабатываемая ядром энергия тут же уходит в оболочку! Она остаётся всё такой же пластичной, и я уверен, дай мне секунду, и я смогу пробить её и коснуться ядра, но… растянувшись к физическому уровню, она передаёт всю мощь души прямо в тело! Это решение… абсурдно глупое, ведь тело просто не выдержит такого давления, что говорит об одном: обилие жизненной энергии — часть природы здешних людей, а не последствие развития их душ. Более того, именно из-за такой природы, люди здесь и выбрали такой путь развития.

Жаль, правда, что придётся умереть… Только и успел, что добежать со своей жертвой до корабля — без неё уходить смысла не было, да и не смог бы… Скорость, с которой носитель подобного Духа приближался, была намного выше той, что я способен выдать. На порядки выше. Мгновение, и я ощущаю этого монстра за своей спиной. Не успел даже обернуться — касание чужой ноги уничтожило верхнюю половину тела и вышибло мою «защищенную» душонку наружу… Чувствую себя мячом… По которому со всего размаху саданул Арес. Благо что Голландец успел поймать до ухода за грань, да подпитать теми крохами, что ютятся у него в желудке. Полезный кораблик, нужно будет скормить ему побольше душ. Вот только… как теперь тело-то вернуть? В такой форме я ритуал провести не смогу — силёнок не хватит. Эх… Ну хоть цель вылазки выполнил, и то хлеб. Будет чем перед Богиней похвастаться…

---

В себя девочка пришла не сразу. Почувствовала, как кто-то трясет её тщедушное тельце сильными руками. Даже обрадовалась, что кошмар наконец закончился. Что сейчас вот откроет глаза, увидит хитрую отцовскую улыбку, позавтракает и отправится на тренировку. Уж сегодня-то она точно выбьет из гордого родителя пару новых приёмчиков!

Тело полнилось энергией, и никакого холода и истощения не ощущалось в помине, так что всё произошедшее ничем иным, кроме кошмара, быть и не могло… Вот только почему из одеяла её выпутал какой-то окровавленный мужик? Да и одеяло на ощупь совсем не из хлопка, а словно какая-то парусина… Пахнет морем, кровью и морозом, хотя на Сабаоди температура попросту не опускается ниже двадцати градусов — тропики. А мужик тот всё причитает что-то, Марком зовёт… Да обниматься лезет, что аж ребра трещат.

Долго обманываться она не могла. Кошмар никуда не делся и сном он не был… Мужика с силой отдернуло, и тот едва не ухватил девчушку за собой. С шоком она наблюдала, как оживают стропила, швартовы и просто корабельные канаты. Как они набрасываются на мужчину, стараясь связать его, но тот с легкостью рвёт их всех… или не с легкостью? С каждой пройденной секундой движения его становятся всё менее активными, бугрящиеся мощью мышцы постепенно расслабляются, а из ран и обрубка руки всё быстрее начинает течь кровь… Кажется, он и сам начал осознавать ситуацию. Бросил последний взгляд в сторону девочки, отчего та вздрогнула — так много боли и ненависти было в глазах. Направленных не на неё, но всё же… А после он вырвался, оттолкнулся от воздуха, и спрыгнул за порт.

Девочку подкинуло вверх — корабль резко начал опускаться, и не успела она запаниковать, как над головой сомкнулось море. Вокруг лодыжки обмотался один из концов, не позволив крохе вылететь с палубы от тяги водных масс, а после округу залил пронзительный зеленый свет, заставивший розовавласую зажмуриться… Глаза открыла она уже полностью сухой и твердо стоящей на деревянных досках. Над головой — черное небо с зелеными волнами северного сияния… только зелеными, без остальных цветов. Вода за бортом также была черна, и от неба не отличалась ничем. Корабль словно парил в темноте.

Кроха завороженно всматривалась вдаль, и не видела ничего. Ни линии горизонта впереди, ни солнца, луны или звёзд на небе, ни силуэтов под водой… Сплошная тьма.

Плеча аккуратно коснулись, и кроха, подпрыгнув, взвизгнула.

— Кто здесь?!

Словно завороженная змея, пред ней вяло колыхался один из обрывков толстого каната, что в большом количестве валялись на палубе. Другим концом тот был уложен на доски, свернувшись спиралью. Действительно, прямо как змея.

— Ч-что… Ты что-то хочешь? — она ощущала себя странно, говоря с канатом. И еще страннее было то, что канат отвечал. Пушистый кончик поднялся выше и опустился… кивнул, — Я… Я не знаю… Что ты хочешь?

Канат указал в сторону лестницы на верхнюю палубу, в тени которой скрывалась дверь. На кораблях дозора за ней находился проход в кают-компанию офицерского состава… Возможно, здесь так же?

— Мне пойти туда? — очередной безмолвный кивок, — Л-ладно…

Опустившись, канат-змея пополз вперед, ведя за собой девочку. Она сомнамбулой шла следом, даже не подумав, как обычный канат сможет открыть дверь — та растворилась сама. Внутри оказалось большое помещение, и там, где на суднах дозора помещалось четыре полноценные каюты, здесь была лишь одна. Явно капитанская. Справа обзор ограничивала огромная ширма, перекрывающая треть всей каюты. А вот слева, куда и пополз канатик, находилось… что-то. Много ярких кораллов, растущих из пола и стен, напоминали собой трубки, становящиеся тем большего размера, чем ближе они подходили к корме — огромное окно во всю стену, поделенное на квадратные сектора, указывало, что это именно задняя стенка судна. Там, под окном, находились самые большие коралловые трубы, уходящие в пол, а перед ними расположился странный трехуровневый столик с узкими белыми столешницами, и низкий стульчик перед ним. Именно на стульчик указывал канат.

— Мне сесть? — кивок, — Ла-а-адно… Может всё-таки сон? — устало пробормотала она, медленно двинувшись к месту.

Столешницы, на деле, оказались не столешницами вовсе, а кучей отдельных белых дощечек, выпирающих из черного основания. Их явно можно было нажать. А под ними, исходя из самого пола, выступали уже черные дощечки — тоже нажимные, но для ног.

Девчушка неуверенно повернулась к канату, что замер рядом и ожидающе «смотрел» на неё. Он даже пару раз мотнул «головой», как бы призывая нажать на одну из кнопок. Пальчик лёг на клавишу и медленно надавил на неё. Из верхней трубки раздался протяжный вой, испугавший девочку, но… руки она не одернула, хотя желание такое появилось. Напротив, она положила на клавиатуру и вторую конечность, надавив на следующую понравившуюся кнопочку. Затем на третью, а после в ход вступили и ноги, что лёгкими движениями чуть меняли звук одних и тех же клавиш.

Неуклюжая, сбивчивая, насквозь фальшивая, но всё-таки мелодия заполняла каюту, а сама девочка… она ощущала облегчение. Она отдалилась от собственного тела, позволив тому развлекаться с игрушкой как захочется. Отдалилась от мыслей, чувствуя, как поток переживаний, нервов, горечи и страха уходит туда, в клавиши. Проходит по струнам и изливается обратно уже очищенными мыслями. Покоем. Она погрузилась в транс, и играла. Играла. Играла. Играла так, будто не лишилась в один день всего. Будто потеря семьи, будущего и жизни остались где-то там, за спиной прожитых лет, а здесь и сейчас есть только она и чудесный инструмент.

Конечно, она не ведала того, что происходит ниже. Что каждый щелчок оставляет на телах еще живых людей кровавую линию. Что каждая нота отзывается в их горлах диким хрипом. Она не знала, что и сама стала частью ритуала, и если жертвы теряли свои жизни, то девочка, как проводник, тратила энергию своей души. Тратила, и тут же обретала вновь, очищенной от эмоций и лишних переживаний. Насыщенной силой, отнятой у других. Она играла до тех пор, пока на плечи её не легли руки, а девочка не вздрогнула, лишь обернулась. Уставилась полупустым взглядом в сияющие любопытством очи неизвестного мужчины. С легкой щетиной и коротким ёжиком чёрных волос.

— Любопытно… — протянул тот, — и как же зовут мою новую ученицу?

Подобное обращение не вызвало ни удивления, ни отторжения… Девочка вообще не испытала никаких эмоций, и даже этот факт, отмеченный её сознанием, не породил их.

— Хина. Хина Ордорэ.

Собственное имя звучало незнакомо, а фамилия, вызвала помутнение в глазах и слёзы. Окружение поплыло, в очередной за сегодня раз сменившись темнотой. Хина не чувствовала, как её подхватили сильные руки, да отнесли к огромной кровати. И уж точно девочка не слышала, как каюту покинул её владелец. Она забылась спокойным сном, испытывая лишь одно — умиротворение.