2024-04-10 01:32
Глава 20
Истинный герой играет во время сражения шахматную партию независимо от её исхода. (с. Наполеон Бонапарт)
Выборы в волшебном мире — это не только самое главное политическое событие, но и общий праздник. День, в который большинство граждан Магической Британии, достигшие семнадцати лет, выходят в многочисленные волшебные кварталы, поселения и иные значимые места, чтобы встретиться с друзьями, пообщаться, а также проголосовать за понравившегося кандидата.
В Косом переулке, казалось, собралось даже больше людей, чем перед рождеством. Огромные потоки разномастно одетых магов пришли на выборы, и этим с радостью пользовались также и хозяева лавок, баров и прочих заведений, уже предвкушая огромную прибыль. Именно в этот день можно было воочию осознать то, что, не смотря на отставание по численности от маглов, волшебников было все еще очень и очень много. Каминная сеть, трансгрессия, порталы — и другие способы быстрого перемещения в обычные дни создавали картину некоторой пустынности улиц, особенно в будние дни. Но вот в праздники, или на знаковые события, все те затворники, не особо появляющиеся «на людях» все-таки, покидали свои дома, чтобы выразить свою гражданскую позицию.
Со стороны это выглядело… пестро. Словно бы огромная реконструкция разных эпох, смешанная с волшебным колоритом. Маги живут долго, и весьма убедительны в своих привычках. Так что троица старичков, одетых в роскошные средневековые платья, в широкополых шляпах с плюмажем вполне органично смотрелись вместе с пожилым мужчиной, одетым в модный колет, штаны-буфы из тканей ярких цветов, щедро украшенный кружевами. На голове у выходца из эпохи Ренессанса красовался парчовый берет.
Разнообразные мантии, классические костюмы, современные джинсы и даже доспехи — по одеяниям магов можно было проследить моду сразу нескольких поколений. На этом фоне затерялся бы и Дамблдор, со своими пестрыми мантиями. Впрочем, его было легко обнаружить в окружении Амелии, где тот степенно беседовал с еще одним высоким пожилым магом с роскошной белой бородой и сильным волевым лицом, одетым в просторную, даже на вид тяжелую шерстяную мантию с меховыми вставками. Это был никто иной как Армандо Диппет — предшественник Альбуса на посту директора Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. И, надо сказать, хотя время и не пощадило одного из сильнейших магов магической Британии, но разменявший более чем треть тысячелетия Диппет до сих пор своей фигурой внушал уважение среди магов, большинство из которых по старой памяти называли его директором.
Видеть его в числе сторонников Амелии было… неприятно. Хотя предвыборная агитация и была запрещена, а все плакаты и лозунги — убраны, но процедура открытия начала голосования, где кандидаты вместе со своими сторонниками первыми голосовали в специально отведенном зале — тоже влияла на окружающих.
В группе, поддерживающей Боунс, собралось много громких имен. Дамблдор, Армандо Диппет, Гринграсс, несколько глав департаментов, знатные лорды, бывшие ученики Дамблдора, даже Конелиус Фадж, не смотря на все свои старания, в последний момент добровольно отказался от своих притязаний, призвав своих немногочисленных сторонников голосовать за Амелию. Что делало ее позицию еще более устойчивой.
Но и среди сторонников Крауча известных лиц тоже хватало. Помимо большинства представителей благородных семейств и второй половины Министерских служащих, среди нашей группы можно было заметить Людо Бэгмэна, который с радостью принял наше предложение, подкрепленное погашением всех его игорных долгов. Гораций Слизнорт с супругой, его приятель Элдред Уорпл, ну и главная гроза всех темных магов, которая недавно вернулась из Америки с новой книгой — Гилдерой Локхарт. Все так же собирающий восторженные взгляды женской половины собравшихся.
Сам Гилдерой, что удивительно, не слишком горел желанием участвовать в публичных мероприятиях. После того, как он побывал в Америке, и воочию столкнулся с персонажами из своих сюжетов, что-то в нем немного поменялось. Стало меньше самолюбования, что ли. Возможно, что реальность отвесила ему небольшой пинок, и он стал задумываться о том, что на самом деле делал. Не знаю. Но свою роль, как всегда, он отыгрывал блестяще, улыбаясь и посылая воздушные поцелуи в толпу.
На самом деле, конечно же список был бы большим, чем сейчас, если называть каждую фамилию поименно, но это было уже не важно. Сейчас я был практически полностью расслаблен, наконец отпуская ситуацию на самотек. Один день — и станет ясно, оправдались ли наши усилия, деньги, кровь и потраченные нервы или нет. Теперь от меня ничего не зависело, и это было на редкость здорово.
Только сейчас, слушая небольшие выступления кандидатов, которые стандартно благодарили всех за поддержку, ну и обменивались дежурными любезностями, я вдруг понял, в каком напряжении был все это время. В голову даже закралась неприятная мысль: «А нужно ли было мне все это?»
Я ведь действительно мог просто забрать Гарри, ну и отправиться куда-нибудь в ту же Африку, магическая часть которой была чуть ли не больше, чем ее другая часть. Или просто остаться в особняке, для уверенности навесив на него Фиделиус, как поступали многие, уставшие от мирской суеты, или накопившие за свою жизнь множество врагов старички. С другой же стороны, проделав этот путь, из Азкабана к лидеру крупнейшей коалиции в Магической Британии, я кристально ясно понимал, что… Нет, не мог.
И дело даже не в том, что в случае возрождения Волдеморта, велика была вероятность того, что нас все-таки найдут даже в Африке. Не в том, что менять одну тюрьму — на другую, более комфортабельную, но все же тюрьму — это мысль, отдающая безумием. Просто долгие годы бегая от ответственности как в той жизни, так и в другой и наконец приняв ее, я уже не мог по-другому.
Когда ты один — распоряжаешься только своей судьбой. Любое решение, любой риск — это то, что непосредственно влияет только на тебя. В том мире, который я уже начал понемногу забывать — я не был таким, как сейчас. Друзья, родственники, близкие — они скорее всего горевали после моей смерти. Ну, или мне хотелось бы так думать. Но в целом, моя смерть, ни на что не повлияла. Я не был тем элементом, без которого их жизнь качественно изменилась в худшую сторону. Единственный человек, который явно пострадал из-за моего глупого решения — это тот бедолага водитель.
Здесь же… Гарри, Меда, Тедд, Винсент, Кричер, Кассиопея, Сигнус, Люпин, Поллукс, да даже Малфой с Краучем — их судьбы, на которые я оказал свое влияние, зависели именно от меня. От моих решений. Я просто не мог взять, и бросить все это. Не говоря уже о судьбах тех, для которых именно я стал тем самым взмахом крыла бабочки. Ведь в истории про маленького мальчика, который стал героем все закончилось так, как должно было. Сейчас же… история, рассказанная в книгах, уже изменилась. Хотелось бы верить, что в лучшую сторону. Но именно от моих поступков зависит ее конец, и я сделаю все возможное, чтобы он был хоть немного счастливее…
— Ты какой-то мрачный сегодня, — притянув меня к себе за рукав мантии, прошептала мне на ушко Лиана, до этого отошедшая поболтать со Слизнортом и его супругой.— Что-то случилось?
— Нет, — улыбнулся я, выныривая из тяжелых раздумий и тут же утопая в глубоких серо-голубых глазах мисс Струглер.— По крайней мере я этого не допущу.
И все-таки мы победили. Крауч обогнал Амелию на пять процентов, но нам хватило и этого небольшого перевеса, чтобы начать праздновать победу. Пятьдесят пять процентов избирателей — практически два миллиона граждан Магической Британии дееспособного возраста отдали свои голоса за Барти.
Черт возьми, как он был рад. Улыбающийся и счастливый Крауч — это зрелище настолько же редкое, как и снег в пустыне. Даже у себя на свадьбе, железный Барти позволил себе лишь намек на легкую улыбку, впрочем, даже он изменяла его суровое лицо, отбирая лишние годы.
На пресс конференции, после подсчета голосов, он казалось помолодел лет на двадцать. Малфой даже предложил подлить ему веселящего зелья, чтобы увидеть, превратиться ли тот в подростка, если рассмеется.
Но два миллиона Магов… я и не думал, что стараниями Амелии и Крауча, эта процедура примет такой масштаб. В целом, и за понятных причин, население магической Британии поддавалось только примерным подсчетам, и составляло от пяти до семи миллионов магов, магических существ и прочих официально зарегистрированных разумных сущностей, которые к тому же имеют избирательное право.
Но вот на прошлых выборах, на которых победила Миллисента Багнолд — преемница предыдущего министра Гарольда Минчума, с уверенным отрывом, набрав семьдесят процентов, за нее проголосовали всего около миллиона граждан.
Видимо, противостояние, а также активная информационная кампания с обеих сторон — сделали то, что не могли сделать мирная передача поста к посту, а именно — вовлечь практически все население магической Британии в процесс выборов. Не зря, даже старички вроде тех что я видел, пришли проголосовать из своих берлог. Это действительно ошеломительный результат, подкрепленный действием специального артефакта из отдела тайн, который собственно и считал все эти голоса.
Так что наша победа была чистой, как слеза младенца. После необходимых перестановок, наш союз практически полностью будет контролировать все ключевые посты в министерстве. В Визенгамоте, конечно же, ситуация была другая, но больше выжидать не было смысла. Именно сейчас можно было найти подход к тем, кто полностью поддерживал Гринграсса.
Что же до наших союзов, сложных схем и прошлых обещаний… Я просто спихнул их на Малфоя. Паутина политики — это его стихия. Не моя. Что же до остального — Винсент, поднабрав опыта у кансильери Малфоя, вполне справлялся и сам, успешно удерживая большую половину Лютного под своим управлением. Осталось только выцепить Гарри из-под опеки Уизли, и можно было переходить к поиску остальных крестражей. То дело, которое нельзя остальным. Мысли, как именно это сделать, у меня были, но требовалась помощь Малфоя. И тот в целом был не против, правда…
— Я так и знал, что ты так сделаешь, — с кислой миной проговорил Малфой, когда мы отошли из шумного зала в одну из комнат, открытых специально для этих целей. Прием у Крауча был на удивление вполне себе праздничным и продуманным. Впрочем, я подозреваю, что занималась им все-таки Жаклин, а не сам Барти. Тот в целом никого не любил пускать в свой дом, если это не было необходимо. Но сейчас он праздновал победу, и, видимо, несколько снизил планку дозволенного. — Да, я возьмусь за улаживание всех дел. С Барти мы в целом сработались…
— Ну и чудно, — проговорил я, пряча довольную улыбку. Не думал, что уговорить Малфоя будет настолько просто. С другой стороны, тот всегда был несколько тщеславен.
— Но мне все равно потребуется твоя помощь в некоторых моментах, — тут же торопливо произнес Люциус.— Например, с Эйвери желательно разобраться уже сейчас. Я говорил с Гринграссом, он готов пойти на некоторые уступки… и нет, не по твоему вопросу, но Фоссета нужно оставить в покое.
— Так может быть наоборот, помочь Эйвери? — недовольно ответил я, услышав Малфоя. Мордредов Гринграсс, даже проиграв не хочет отдавать мне крестника.— Или взяться за других нейтралов, если это поможет ему передумать!
— Не думаю, — с сомнением покачал головой блондин.— По поводу Поттера они до сих пор удивительно единодушны. Как я понимаю, это один из гарантов союза между людьми Дамблдора и нейтралами. Возможно, Дамблдор еще пообещал что-то лично Гринграссу, тут не уверен. В остальном они готовы договариваться. Если же мы начнем новое противостояние, то… сам понимаешь. Деньги любят тишину, и такая война вредит не только им.
— Да все я понимаю, — выдохнул я, восстанавливая ментальные щиты.— Делай как будет лучше, доверюсь тебе. Что же до Эйвери, я с ним поговорю… После суда.
— Я слышал, что твой адвокат все же продавил апелляцию, несмотря на все препятствия, — пригубил шампанского Люциус.— Как тебе это удалось? В смысле, пройти Гринграсса.
— Не то, чтобы это заслуга адвоката… — поморщился я, вспоминая письмо Лавгуда, в котором он попросил о встрече в кафе.
Это произошло сна следующий день после объявления результатов, то есть вчера. Утро начиналось как нельзя лучше — «легкий» английский завтрак, приготовленный Кричером, тренировки и курс зелий. К тому же Меда с Теддом уже собирались обратно, из своего отпуска, и старому дому не долго еще оставаться пустынным.
За завтраком я обычно разбирал почту, и сразу увидел написанное неразборчивым подчерком Ксенофилиуса письмо с просьбой о встрече. Никаких намеков о чем пойдет беседа в записке не содержалось, но я почему-то подумал, что Ксенофилиус, а точнее его жена, решили все-же присоединится к нашему альянсу. За прошедшее время я зарекомендовал себя только как меценат и в целом человек, поддерживающий реноме джентльмена. Возможно это побудило их изменить свое решение?
Но я ошибался.
— Здравствуй, Ксенофилиус, — протянул я руку для рукопожатия знакомому мне магу. Он сидел на том же месте в кафе Фортескью, где мы встретились в прошлый раз. Вид его был как всегда отстраненным, но в этот раз как будто больше обычного. Он был один, и вдруг я наконец понял, что послужило поводом для нашей встречи.
— Знаете, лорд Блэк,— поднял он отсутствующий взгляд, проигнорировав протянутую руку.— Жизнь иногда преподносит нам знаки, которые говорят нам о нашей судьбе. Эти знаки — словно указатели на перекрестках дороги времени. Нужно просто их правильно прочесть… Почти всегда они предстают в нелепой форме, в виде звуков, ощущений, забытых вещей, неожиданных встреч, случайных слов. Но иногда — этот указатель настолько огромен и четок, что разум отказывается поверить в то, что кажется довольно очевидным если подумать…
— Что-то случилось? — спросил я его напрямую, желая, и в то же время подсознательно не желая слышать ответ.
— Вы и сами прекрасно знаете, Лорд Блэк, — грустно улыбнулся мужчина.— Ведь именно вы стали тем указателем, в слова которого было сложно поверить…
— И все-таки…
— Все случилось так, как вы и сказали, — отвернулся Ксенофилиус.— Пандора грезила своими исследованиями. Буквально жила ими. И ваше предупреждение она отмахнула также, как и все то, что мешало ей в своей работе. Поймите, эти слова были для нее нелепы… но я все же прислушался к ним, и старался контролировать все, что может помешать моей жене и привести к озвученному вами итогу. Но вчера… я просто не смог быть рядом, мое присутствие требовалось для того, чтобы помочь… Как же глупо это звучит сейчас. Политика, выборы, Гринграсс — это все было настолько неважно, как неважно и сейчас.
Он ненадолго замолчал, уставившись в окно, а я просто терпеливо ждал продолжения рассказа, зная его итог. Это было все равно что перечитывать книгу, или пересматривать фильм, где, зная печальный конец, история раскрывается тебе по-новому. Не так, как когда ты смотрел ее впервые.
— Когда мы оборудовали лабораторию, я снабдил ее всем чем только мог, ради безопасности Пандоры. В нее не мог проникнуть никто, кроме меня и моей жены. Но Луна… Она так похожа на маму, — осветилось его лицо, когда он начал рассказывать про дочь.— Любознательность, желание докопаться до истины. Презрение к преградам. Пандора просто не могла не показать ей свои исследования. Я мог бы догадаться… И вот, когда я должен был быть рядом, меня там не оказалось. Бедная Луна… Она даже еще не понимает, что она сделала. Ее воспоминания будто стерлись, я сказал ей, что мама заболела и сейчас в больнице…
— Так Пандора в Мунго?!— только и выдохнул я.— Это же хорошо! Простите… в моих видениях, она должна была умереть.
— Есть вещи, которые намного хуже, чем смерть, — неожиданно тяжело сказал Лавгуд.— Вы знаете, что Пандора дружила с Алисой Лонгботтом?
— Нет, не знал, — задумался я, вспоминая редкие разговоры с Фрэнком и Алисой. Впрочем, в последние годы у нас была практически ода тема для бесед, да и общался я разумеется больше с Фрэнком, чем его женой. Та небезосновательно считала меня повесой и человеком легкомысленным, да и проводила время больше в компании Лили— А они были подругами?
— Да, были, еще со школы. Когтерван — это место, где собираются одиночки. Но если ты обретаешь там друга, то обретаешь его на всю жизнь,— еще раз улыбнулся Лавгуд.— Алиса часто заглядывала к нам, помогала Пандоре с экспериментами. И когда с ними случилось… то, что случилось. Пандора захотела помочь. Придумать, как вывести их из того состояния.
— Пандора занималась менталистикой? — удивленно воскликнул я. Надо сказать, что мысли, как помочь бывшим друзьям посещали и мою голову. Однако разум — сложная штука. Тем более — разум безумца. Нанятый Августой за огромные деньги Немецкий магистр в ментальной магии, еле выбрался из лабиринта их мыслей, констатировав, что скорее всего никто не сможет помочь несчастным, советовав окончить их бессмысленные страдания.
— Нет, разумеется нет, — ответил Лавгуд.— Пандора скорее… исследовала первопричину этой трагедии.
— Она исследовала Круциатрус?— спросил я, немного шокированный услышанным. Мало того, что это было незаконным, так и еще очень и очень опасным делом. И то, что Пандора изучала первое непростительное было как минимум неожиданно.
— Да, — кивнул Ксенофилиус.— Она пыталась понять, как именно это заклинание влияет на память, но выяснила — что оно скорее влияет на душу, и пыталась разработать контрзаклятье, чтобы повернуть эти изменения вспять. Но, на самом деле, это уже не важно. Эксперимент прошел неудачно, и теперь моя жена лежит в Мунго, рядом с теми, кому так старалась помочь.
— Ясно…— я не знал, что и сказать. Вряд ли ему сейчас помогут слова соболезнования. Не говоря уже о фразе «я же предупреждал». Мордред… мне было действительно жаль эту яркую женщину. Она не заслужила это. Как Луна не заслужила такое. Действительно. Есть участи гораздо хуже смерти.
Мы немного помолчали. Я размышлял о том, как я мог еще повлиять на эту ситуацию. И выходило, что — никак. Печально это признавать, но Пандора в конечном итоге бы провела свой эксперимент. Даже если бы я похитил ее, и связал, это не принесло бы ровным счетом никакого результата, кроме возможных проблем. Она все равно сделала бы это. По крайней мере постаралась… И надо сказать, что я поступил бы на ее месте точно также. Разве что постарался обезопасить себя как можно большими страховками. Впрочем, Ксенофилиус сделал точно так же, только это мало повлияло на общий итог.
— Послушайте, Лорд Блэк… Сириус, — наконец, словно бы собравшись с силами, вымолвил Ксенофилиус, не решаясь посмотреть мне в глаза.— Я знаю, что прошу вас о многом. Вы уже сделали для моей семьи больше, чем должны были. Но все же, прошу…
— Все что в моих силах, — ответил я, явно убитому горем мужчине.— Если вам нужна политическая, материальная или прочая поддержка — только скажите. Возможно стоит поискать других менталистов, возможно этот случай другой, не как с Фрэнком и Алисой, я могу…
— Мне нужен некромант, — решившись, тихим, но твердым голосом перебил меня Лавгуд, а я тут-же начал навешивать на нас все чары приватности, какие только знал, в то время как поблескивая небольшим безумием в глазах Ксенофилиус продолжал свою речь.— Я всю ночь повторял все шаги, которые должна была сделать Пандора. Поднял все записи. Меня нельзя назвать настолько же гениальным, как ее, но я точно уверен в том, что состояние Пандоры, как и Логботтомов — это результат повреждение Оумоса или Френеса, пятого и шестых начал нашей души. Возможно даже их обоих вместе взятых….
— Постой, погоди секунду… — я пытался понять логику мыслей Ксенофилиуса, который начал оперировать теми терминами, что я знал достаточно слабо. Но вместе с тем даже я понимал, что подпускать Кассиопею к жене Лавгуда это плохая затея.— Я понял, что по вашему мнению, долгое использование круцио как-то влияет на душу. Но причем здесь некромант? Наверняка есть если не менталисты, то маги душ. И причем здесь я?
— Не нужно меня обманывать, Лорд Блэк. Даже до Гринграсса донеслись сведения о том, что Кассиопея Блэк — один из самых могущественных некромантов своего времени вернулась в магическую Британию и выступает на вашей стороне, — тяжело посмотрел на меня Ксенофилиус.— Что же до магии душ… Я повидал практически весь мир. Был в во всех уголках света, в том числе Африке и Шумере. Единственные, кто помимо некромантов работают с магией душ — это вудуисты, и демонопоклонники. И надо понимать, что я ни за что не доверю им свою жену. Некромантия же… Магия — это в первую очередь орудие в руках мага. Хоть темная, хоть светлая, хоть в розовую полоску. Орудие, которым можно вернуть мою жену обратно… в данном случае, я не разделяю предрассудков, по поводу запретности и опасности этой ветви магии…
— А стоило бы, — прервал я речь убитого горем мужа.— Ты не понимаешь, о чем ты просишь. Я готов помочь всем, чем угодно. Мы можем поискать специалистов в этой области магии, или другой. Но лечить Пандору с помощью некромантии — в этом, я к сожалению вынужден вам отказать.
— Послушайте, Лорд Блэк, — Ксенофилиус практически умолял меня.— Я сам готов отдать все. Слышите, все, что у меня есть — чтобы вернуть Пандору. Моя поддержка, связи — все это ваше. Да Мерлин, я готов сам лечь на жертвенный алтарь, если это поможет ее вернуть. Вы должны понять, каково это, прошу…
— Ксенофилиус, — пытался я остаться твердым, наблюдая за буквально физической мукой лорда Лавгуда, но понимая, что может сделать лич с его женой, даже находясь под клятвами.— Я прошу вас, давайте забудем этот разговор. Сейчас, пока рана свежа, вы просите то, о чем в дальнейшем сами будете жалеть. Я не могу вас винить, я сам бы поступил на вашем месте также, хватаясь за любую возможность вернуть любимую. Но это вам не поможет. Давайте поговорим с вами несколько позже, и попробуем поискать другие варианты, хорошо?
Я начал подниматься из-за стола, стремясь закончить разговор.
— А я вот виню…
— Что? — обернулся я к Лавгуду, услышав его тихий голос.
— Вы сказали, что не можете меня винить, — продолжил маг.— Но я виню. Себя — за то, что меня не было рядом. Пандору — за то, что она внесла Луну в пропуск. Луну — за то, что она оказалась там. Судьбу — которая позволила этому случиться. Эту тварь — Лестрейндж, которая запытала до безумства Фрэнка и Алису. Волдеморта — который начал все это. И конечно же я виню вас — что вы не нашли нужных слов, чтобы уговорить нас послушать. Не должен винить, но виню.
— Я предпочел бы завершить на этом наш разговор, Ксенофилиус, — еще больше помрачнел я, услышав такие нелепые обвинения.— Я вас понимаю, всем сердцем. Но помочь не могу. Встретимся с вами после суда, и попробуем вместе поискать другой, более безопасный путь. Даю вам слово, что…
— Это того суда, на котором вы оспорите решение о передаче опеки над малышом Гарри? — перебил меня Лавгуд, уперев взгляд во все так же полную чашку кофе.— А что, если результат, который вы ожидаете будет далеко не в вашу пользу?
— Мне не нужен ваш голос, чтобы забрать Гарри, Ксенофилиус, — мягко проговорил я, укрепляя трещащие по швам оклюментные щиты.
— Да, я знаю, — какой-то отчаянной улыбкой ухмыльнулся Лавгуд, наконец встретив мой взгляд. И он мне не понравился. Совсем не понравился. Такой взгляд обычно бывает у тех людей, которые могу совершить очень большую глупость. Ксенофилиус прямо смотрел мне в глаза, и в них, за стеклом очков, за глубиной печали яркими искрами проскальзывало безумие.— Но ведь вам нужен голос Августы, не так ли? Что скажет она, если ей станет известно, что лекарство для ее сына уже находится у вас в руках, но вы не торопитесь его применить?
— Это абсурд, — на мгновение представил я реакцию леди Лонгботтон, и предсказать я ее не мог.— Она не захочет даже слышать о том, чтобы использовать некромантию, и получить всего лишь призрачный шанс на спасение сына.
— О, в этом я вас уж смею заверить, — откинулся отчаявшийся маг на спинку кресла.— Также как и в том, что я заплачу вдвое, нет вчетверо большие деньги подкупленным вами Брунгильде Стокке и Эрнесту Хоукворту, чтобы те проголосовали против этого решения. И тогда, вам просто не достанет необходимых голосов.
— Горе слишком сильно по тебе ударило, Ксенофилиус, — проговорил я, с трудом сдерживая негативные эмоции, которые начали уже жадно откликались изнутри.— Тебе не нужен такой враг, как я. Но если ты сделаешь то, что задумал, у меня не останется выбора. Сейчас я уйду, и мы поговорим тогда, когда ты придешь в себя.
— Мне уже нечего терять, Блэк, — криво усмехнулся Лавгуд.— И видит Мерлин, я этого не хочу. Но клянусь магией, если ты откажешься и уйдешь… У тебя не будет большего врага, чем я. Я положу все свои силы, влияние, ресурсы, деньги — только чтобы навредить тебе. Продамся кому угодно, пойду на подлость, ложь, да даже на убийство — но отомщу тебе за свою жену. Потому, что ты можешь ей помочь. Я это знаю. Как знаю и то, что не имею права тебя просить о таком. Но прошу. Хочешь? Я отдам тебе все свои деньги, продам поместье, стану твоим вассалом, слугой, рабом, жертвой в любом из ритуалов… Но помоги ей, прошу… Люмос, нокс.
Услышав слова клятвы, я будто воочию услышал, как ломаются оклюментные щиты, и тьма настойчиво бьется изнутри, требуя покарать глупца, который посмел поклясться в том, что будет мои врагом. И в то же время… И в то же время я понимал его. Не мог принять эту вину, ведь я действительно старался. Старался сохранить жизнь его жене. Но не смог.
В глазах Ксенофилиуса я вдруг увидел Лили, которая была готова отдать все, что у нее есть, вплоть до собственной жизни, чтобы защитить Гарри. В них смешалась печаль, отчаянье, безумие, страх — и робкая надежда, пробивающаяся из-за этой завесы. К сожалению, он просто не понимает, о чем просит. Для него Кассиопея — это всего лишь сильный некромант, шанс к спасению супруги. Возможно, стоило сказать ему, что он лич… Но уже поздно. Он принес клятву, и этим просто не оставил мне выбора.
Чтож…
— Я помогу тебе Ксенофилиус. Постараюсь помочь, — наконец ответил я мужчине. Возможно, лич действительно сможет помочь его жене. Кому как не ей знать о сути души. По крайней мере я на это надеюсь.— Пойдем. Нужно составить договор, и кое с кем тебя познакомить. Но помни, именно ты не оставил мне выбора. И я предупреждал тебя о том, что последствия могут тебе не понравится.
— Я готов. — решительно произнес Лавгуд, буквально подрываясь с места.— К любым последствиям. Если есть хотя бы один шанс — я готов.
— Посмотрим….