• Boosty Shared
• Лансаротта

• гарри поттер
• лансаротта
• фанфик
• джен
• драма
• глава
• ангст
• первая магическая война

Фандом: Гарри Поттер (книги&фильмы).

Персонажи: Джеймс Поттер/Лили Поттер, Сириус Блэк, Питер Петтигрю.

Жанр: AU, драма, ангст.

Размер: миди

Рейтинг: PG-13

Категория: джен.

Предупреждения: ООС, смерть персонажа, упоминания измены.

Описание: Когда Альбус Дамблдор сказал, что надёжнее всего будет скрыться от преследования Волдеморта под Фиделиусом, Джеймс согласился. Речь же шла о безопасности его семьи! Но спустя время он начал осознавать, каково это — жить в клетке.

Дисклеймер: Все персонажи принадлежат Дж.К.Роулинг. Все события являются вымышленными, а совпадения случайными. Все персонажи, встречающиеся в данном тексте, являются совершеннолетними.

Скачать для офлайн-чтения

— Ну, как ты тут, приятель? — вполголоса поинтересовался Сириус, когда Лили пошла укладывать умаявшегося именинника. — Не взвыл ещё за год взаперти-то?

Джеймс приложил палец к губам и сделал страшные глаза, мотнув головой в сторону лестницы. Вроде как дорогая жёнушка с Гарри на руках уже дошла до детской, и Джеймс даже слышал, как закрылась за ними дверь комнаты, но Мерлин его знает, вдруг Лилс спустится за чем-нибудь и подслушает их разговор? Бродяге хорошо, он после праздника отправится в свой дом, а Джеймсу идти некуда из-за Фиделиуса и проклятых Пожирателей, объявивших охоту на их семью.

Понятливо кивнув, Сириус достал волшебную палочку и очертил приличный круг, накладывая на заглушающие чары.

— Можешь и не отвечать. Что, запилила тебя твоя Лили?

Джеймс со стоном распростёрся на столе между оставшихся тарелок и полупустых бутылок со сливочным пивом.

— Мерлин, Сири, я и не представить не мог, что это такой ужас окажется! Думал, ну, месяц, ну, два, и мы этого Волдеморта с его прихвостнями раздавим как флобберчервя. А мы уже год в этих четырёх стенах. Год! И что-то конца заключению не предвидится.

Когда в восьмидесятом Дамблдор объявил, что о пророчестве стало известно Волдеморту, а потому Поттерам и Лонгботтомам лучше спрятаться и переждать опасное время, Джеймс сначала выступил против. Он не трус, чтобы скрываться, пока остальные члены Ордена феникса будут рисковать своими жизнями, сражаясь с тёмными магами! Но Лили со слезами на глазах убедила его послушаться совета директора: она дохаживала последние месяцы беременности, знатно округлилась и уже не могла с прежней лёгкостью скакать аппарацией по стране, уходя от преследования Пожирателей. Ещё она, забеременев, превратилась в ту ещё трусиху. Волновалась и не спала ночами, когда Джеймс с Сириусом или братцами Прюэттами ходили в рейды, требовала или вообще уехать на континент, или сидеть тише воды ниже травы. Джеймс бы с огромным удовольствием спрятал Лили одну — его до дрожи раздражала всё возраставшая истеричность супруги, — однако побоялся осуждения со стороны других членов Ордена: мол, как так, Лили будет тяжело с ребёнком в одиночку да ещё и без известий о любимом муже. Джеймс смутно подозревал, что когда-нибудь пожалеет о принятом решении, но в итоге, когда на следующей встрече Ордена Дамблдор снова поднял эту тему, Джеймс объявил, что вместе с Лили и будущим ребёнком скроется под Фиделиусом.

— Речь идёт о безопасности моей семьи, — сказал он, ловя одобрительные взгляды, — ради этого я стерплю любые неудобства.

Неудобств поначалу было не так-то уж много. Споров с Лили по поводу хранителя Фиделиуса Джеймс избежал легко: просто сделал вид, что согласился на кандидатуру Дамблдора, как она просила, а сам предложил друзьям обманный манёвр. Всем сказал, что выбрал Сириуса, а клятву хранителя на самом деле принёс Питер, который при всей его незаметности и, что скрывать, никчёмности не привлёк бы внимания Волдеморта. Лили тогда в очередной раз страдала от жесточайшего токсикоза и практически не вставала с постели, так что кто конкретно накладывал заклинание и клялся не видела. Маленький домик в Годриковой лощине не требовал десятка слуг, а готовить и убираться, когда недомогания закончились, Лили не переставала до самых родов, благо чары здорово облегчали что первое, что второе. Джеймс больше не участвовал в вылазках Ордена и не ходил в разведку, так что Лилс успокоилась, перестала психовать и тем самым трепать ему нервы. Тревожнее всего были предстоящие роды. А ну, Лили потребуется помощь колдомедиков, и им придётся покинуть Годрикову впадину? Питера Джеймс вызвал в дом Патронусом и продержал рядом (чтобы при необходимости отправить за помощью в Мунго) все сутки, что Лили рожала. Слава Мерлину, обошлось. Его боевая девочка прекрасно справилась сама и подарила Джеймсу такого парня, просто загляденье! Будущий гриффиндорец и аврор кричал на весь особняк и всё сучил ножками, пока Джеймс, знакомясь с сынишкой, держал его на руках.

Однако после рождения Гарри всё медленно, но верно начало разваливаться.

— Я из дома выйти не могу! Ни на минуту, что там, ни на секунду! Лилс будто забыла, что без хранителя и мы с ней тут заперты. Только я во двор иду — сразу кричит, чтобы возвращался. Понимаешь? Достало уже сидеть тут и ничего не делать! Ей хорошо, она целыми днями возится с Гарри, играет, кормит, ходит, читает ему, носик чистит, — Джеймс скривился. Первая эйфория от отцовства у него прошла быстро. За целый год жизни Гарри он так и не смог привыкнуть, что сын ещё слишком мал, чтобы ходить в туалет, мыться и просто сморкаться самостоятельно, без помощи Лили. Одни мысли об этом вызывали блевотину. — А я? Я здоровый, нормальный колдун! Знаешь, сколько Пожирателей я за это время скрутил бы? Но нет, я даже полетать на собственной метле не могу!

Сириус, который на первый день рождения крестника, преподнёс ему в подарок как раз метлу для самых маленьких волшебников, изумлённо округлил глаза.

— Это ещё почему?

— Ты двор-то видел? — сварливо спросил Джеймс, которого не на шутку задело, что верный друг из всей тирады обратил внимание лишь на последнее. — Пять ярдов на шесть, ну, или сколько там будет? Это Гарри есть, где развернуться, а мне… — он раздосадованно махнул рукой, сел и залпом допил остатки сливочного пива в своей бутылке. — Фу, гадость какая! Хоть бы огневиски принёс, что ли.

— Так Лили меня с Питом сразу предупредила, что кто огневиски притащит, того она бутылкой по голове огреет и в дом не пустит. Ну, как я мог не поздравить крестника с днём рождения? Вот и пришлось идти с пустыми руками. Ты бы это, приструнил Лилс, Сохатый. Ты ж главный в семье должен быть, а я смотрю, у вас она всем распоряжается: куда тебе ходить, что делать…

Джеймс уныло покивал. Какое там! Сириус и не представлял, что на самом деле творилось в доме. Когда Гарри исполнилось девять месяцев, и он стал учиться ходить, Джеймс понемногу начал заговаривать, что раз теперь хлопот с младенцем поменьше, то он мог бы периодически покидать дом, чтобы помогать Ордену феникса. Пит вместе с едой пересылал им и газеты, так что Джеймс знал: Пожиратели были ужасно близки к тому, чтобы одержать верх и над Авроратом, и вообще над всеми добропорядочными волшебниками. Лилс газеты тоже читала, поэтому Джеймс уверен был, что она поймёт его порыв вернуться на передовую борьбы со злом. Но нет, Лили не поняла. Более того, они впервые за всю семейную жизнь крупно поругались и не разговаривали почти неделю. Лилс плакала и кричала, что он совершенно не думал о ней и их маленьком сыне, о том, что будет с ними, если он погибнет. Требовала повзрослеть наконец и стать ответственным отцом и мужем, даже посмела упрекнуть Джеймса в том, что он мало внимания сыну уделял. Какое «мало»? Они находились вместе двадцать четыре часа в сутки! Этого мало? Ну, кормить ребёнка и подмывать его — это исключительно женское дело, как и книжки всякие читать. Джеймс охотно играл с сынишкой: катал на своей метле по дому, вручив мальцу плюшевую волшебную палочку, учил сражаться с тёмными магами… Но Лилс почему-то неизменно приходила в ужас от их забав, отнимала Гарри у Джеймса и требовала забыть «свои Мародёрские замашки». В какой-то момент Джеймс вообще перестал понимать её требования. Понятно, что она тоже сходила с ума от заточения в четырёх местах, и это Лилс ещё домохозяйка, ей всяко проще должно быть, потому что она другого не знала. А Джеймс натурально озвереет скоро!

— Не поверишь, сегодняшний праздник — это первый раз с крестин Гарри, как у нас гости.

— Почему же не поверю? Я тебя, Сохатый, почти год вживую не видел, только через сквозное зеркало. Это разве дело? А я говорил, что ты рано женишься. — О, ну, всё, Сириус сел на любимого конька. Рассуждать с умным видом, что лучший друг слишком рано загнал себя в кабалу брачных уз, Бродяга начал ещё на седьмом курсе и с тех пор не переставал периодически об этом напоминать. Только если прежде Джеймс лишь отмахивался, то теперь задумался. В чём-то Сириус был прав. — Потакал своей ненаглядной Лили, вот она и загнала тебя под каблук. Сидишь тут, как филин в совятне, света белого не видишь, а мог бы вместе со мной по барам магловским… Эх!

— У тебя есть время шастать по магловским барам?

Сириус усмехнулся.

— Так ночью же! Днём тружусь на благо света, а ночью имею право восстанавливать силы таким способом, каким пожелаю. Но без тебя, знаешь ли, скука смертная. Девочки, конечно, стараются, попками вертят, а я как вспомню, как мы с тобой в одну кабинку с парой цыпочек… — он мечтательно закатил глаза и прицокнул языком.

— Бродяга, угомонись, я женатый человек, — сказал Джеймс, а про себя с тоской подумал, что тоже скучал по ярким и зажигательным танцам с полуголыми красоточками в магловских ночных клубах.

До того, как засесть под Фиделиусом, Джеймс не отказывал себе в этом удовольствии и на пару с Сириусом нередко выбирался аппарацией в какой-нибудь городок на другом краю страны, чтобы случайно никому не попасться на глаза. Беременной Лили нельзя было заниматься сексом (ну, как она говорила), а его организм требовал, и что тут поделать? Виноватым за измену Джеймс себя не считал. У нормальных волшебников, неважно, светлых или тёмных, в порядке вещей было в течение жизни обзаводиться одной-двумя любовницами и содержать их, а Ангус Маттвудкол век назад вообще переплюнул всех — после его смерти на оглашение завещания в Гринготтсе явились аж четырнадцать ведьм, с которыми он в разные годы сожительствовал! Да, Мордред, Джеймс скучал даже по собраниям Ордена, которые раньше терпеть не мог из-за их длительности, занудности и вообще самого факта, что там обсуждалось и решалось, как быть с Пожирателями. Он считал, что тут нечего разговаривать: Инкарцеро и сразу в Азкабан без разбирательств, а лучше бы вообще разрешили Аваду использовать. Почему нет, ради благих-то целей? Но вот уже год, как Джеймс не арестовал ни одного Пожирателя и ни на одной встрече орденцев не поприсутствовал. Просто позорище!

— Ты — несчастный человек. Не спорь, мне лучше знать, — Сириус посмотрел на свою пустую бутылку и оживился: — Слушай, напиши старику! Скажешь, что Лилс справится и без тебя, а ты уже не можешь терпеть, что не участвуешь в делах Ордена. По-моему, должно сработать, рук у нас не хватает. Про Грюма-то читал?

— Читал, конечно.

— Вот! — тот наставительно поднял палец. — Ещё минус один. После истории с МакКиннонами нас просто побоятся поддерживать открыто, а Пожирателей с каждым днём всё больше. Даже если народ к ним от безысходности идёт, на Орден и авроров потом нападает с большой охотой!

— А ты думаешь, мне радостно сидеть тут, пока наших там убивают? Я ж не слизеринец, я не привык за чужими спинами прятаться.

Да он просто мечтал выбраться из дома! Хоть ненадолго и недалеко, даже на соседнюю улицу, но выбраться! Джеймс уже не мог спокойно смотреть на один и тот же серый вид из окна, заниматься одинаковыми делами каждый день, иметь огромное количество свободного времени, но при этом без единого шанса потратить его на что-то стоящее. Он уже тысячу раз проклял тот день, когда пошёл на поводу у Лили и согласился спрятаться вместе с ней. Сидела бы Лилс сейчас под Фиделиусом с Гарри, а Джеймс бы и с Пожирателями боролся, и в своё удовольствие с Сириусом ночами-вечерами отдыхал, не беспокоясь о сохранности своей семьи. Все были бы счастливы и довольны, но нет, дёрнул же его тогда книззл за язык!..

— Не могу я написать Дамблдору, Бродяга, понимаешь, не могу. Я сам уже об этом думал и не раз, но если я так сделаю, он же явится сюда поговорить!

— И что? Неужели боишься, что не уломаешь его?

— Лилс думает, что это Дамблдор у нас хранителем.

— Да ну? До сих пор? А то, что Пит к вам ходит как на работу, еду пересылает и новости, это типа не в счёт?

— Я ей сказал, что Дамблдор всемогущий маг, и у него есть дела поважнее, чтобы с нами возиться, вот он и делегировал обязанности хранителя Питеру. А уж как она себе это объяснила с точки зрения чар, не знаю, не спрашивал. Может, Лилс вообще не знает, что не позволяет передавать кому-то полномочия. Она ж маглорождённая, что с неё взять. Но если Дамблдор придёт к нам, всё вскроется, а мне не нужен дополнительный повод для скандалов, свои имеются в предостаточном количестве.

Если бы Джеймс знал, что принятое прежде решение в конечном итоге обернётся против него, то никогда бы не поступил так глупо. А теперь ему оставалось лишь с завистью наблюдать, как Сириус, больше не предложивший ничего толкового, сразу по возвращении Лили в гостиную вызвал Патронусом Питера, попрощался и аппарировал с ним… куда-то. Вряд ли сразу домой, время-то ещё не позднее, чтобы ложиться сразу спать. Наверное, в какой-нибудь из своих любимых ночных клубов. Да это и неважно, собственно. Важно, что Сириус волен был делать что угодно.

— Я думала, он никогда не уйдёт, — недовольно сообщила Лили, левитируя пустые бутылки в корзину для мусора, а тарелки в мойку. — Вот Питер молодец: понял, что засиделся, и не стал мозолить глаза. А Сириус… я даже запереживала, что он попросится остаться на ночлег.

Джеймс, который как раз и хотел предложить это другу, когда возвратилась Лили и всё испортила, отвёл глаза в сторону. Сегодня — первый день рождения его сына, наследника, и он не хотел ругаться, однако Лили то ли нарочно провоцировала, то ли не понимала, что перегибала палку.

— Гарри ещё маленький, он легко перевозбуждается и потом плохо спит, а ты взял и друзей позвал! Столько незнакомых людей для годовалого малыша!

— Да как «столько», всего двое!

— И мы, между прочим, всё ещё в опасности, чтобы вот так радостно принимать гостей.

— Сириус крестника почти год не видел, — попытался оправдать приятеля Джеймс, — а я — его с Питом. Мы все в этом доме под Фиделиусом, что могло случиться плохого?

— Ты с Сириусом через день по сквозному зеркалу общаешься, когда вы успели так соскучиться, мне интересно? — перестав колдовать, Лили обернулась, сурово сдвинув рыжие бровки и уперев руки в боки. Джеймс угрюмо посмотрел на начавшую заводиться жену. Прежде, когда Лили злилась, это придавало ей особенный шарм и сексуальность, так что у Джеймса вставал моментально, но в этот миг он испытывал лишь нарастающие раздражение и желание прикрикнуть на Лили. — А если бы Сириус действительно беспокоился о крестнике, то не приволок бы эту дрянную метлу!

— Ты что с ней сделала? — всполошился Джеймс, вспомнив, что после того, как досмеявшийся до икоты Гарри накатался, подарок Бродяги как-то больше не попадался на глаза.

— Спрятала пока под запирающие чары. Увижу, что ты снова нашего сына на неё посадил, через колено переломаю. Джеймс, это же опасно! Гарри только год и…

— Да я в год уже ого-го как летал! И ничего, вон жив и здоров!

Поджав губы, Лили, тем не менее, ответила достаточно спокойно:

— Мы и так каждодневно подвергаемся большой опасности. Пока Волдеморт жив и охотится за Гарри, я не позволю ещё больше рисковать его жизнью, Джим, даже тебе. — При этом она так многозначительно постукивала палочкой по ладони, что Джеймс безоговорочно ей поверил. Его аж пробрало морозцем по хребту от возможных перспектив: по чарам у Лили было «Превосходно» и за время заточения в Годриковой впадине она ещё больше увеличила свои знания, пользуясь домашней библиотекой. — Я не хочу повторения для нас судьбы Марлин и её семьи! Пора бы уже и тебе повзрослеть, — повторила она свои самые обидные слова, от которых Джеймса всякий раз будто бы с ног до головы окатывало кипятком. — Я не думаю, что тот же Фрэнк ежедневно заставляет нервничать Алису, а ведь они в такой же ситуации, как и мы.

— Да, в такой же, — всё же не выдержал он, — только Лонгботтомы не забились с сыном непонятно куда, дрожа от страха, а вместе с остальными гоняют Пожирателей.

Они всё-таки поругались, и Лили, под конец швырнув в него водяным сглазом, ушла спать в комнату Гарри. Джеймс развеял маленькое грозовое облачко над головой, из которого беспрестанно сыпал дождь, выругался и с силой толкнул ногой оказавшийся рядом стул, так что тот с грохотом рухнул.

Да что не так с Лилс? Как можно, будучи в здравом уме, требовать, чтобы взрослый, здоровый, трезвомыслящий мужик безвылазно сидел дома и даже на крыльцо не выходил? Кто давал ей право говорить, что Джеймс одними мыслями о свободе и жизни вне Фиделиуса предавал их семью в такое тяжёлое время? Вот уж обвинение в предательстве Джеймс ей не простит, пускай не надеется. Он, между прочим, ради спокойствия Лили многим пожертвовал, сходил с ума от безделья и невозможности чем-то помочь Ордену, а что получил в ответ? Обвинения? Истерику, слёзы? Почему-то до Гарри и пророчества Лили не была настолько нервной, неужели это беременной так дала ей по мозгам? Но та же Алиса Лонгботтом, если Джеймс правильно помнил последние собрания Ордена, не дурила и своему мужу нервы не мотала, хотя носила ребёнка одновременно с Лили.

Эх, нужно было всё-таки посадить Лилс под домашний арест, то есть, Фиделиус одну. Может, ещё раскошелиться ей на домовика, чтобы не так скучно было. Однако задним умом хорошо принимать решения, знать бы в нужное время, что и как сделать… А ведь буря грянула, ещё когда Джеймс не успел завести разговор о том, чтобы время от времени выбираться из дома. Позже он даже порадовался, что так вышло, иначе водяным сглазом и ночёвкой в разных кроватях дело не ограничилось бы. Лили мало того, что превратилась из храброй девчонки в слабачку и трусиху, так ещё и стала мстительной и скорой на расправу. Ну, с обидчиками рыжая фурия в Хогвартсе лихо расправлялась — достаточно вспомнить, как она расплевалась со своим обожаемым Снейпом из-за всего одного оскорбления. Только Джеймс не хотел повторять судьбу грязного сопливого неудачника! И при том прекрасно понимал, что, не имея возможности сбросить напряжение каким-то другим образом, кроме ссоры, был как раз на верном пути, чтобы их с Лили отношения рухнули в пропасть.

Ей слишком легко жить! После родов у Лилс было только одно во главе угла — Гарри. Она практически целыми днями возилась с ребёнком или делала что-то по дому, чтобы Гарри не убился, не испачкался, не поранился и всё в таком духе. Мешать Лили убираться Джеймс ни в коем случае не собирался, даже и не думал, хотя в глубине души считал, что особняк, где живут двое не мусорящих особо взрослых и годовалый пацан, не стоит драить до блеска каждые два-три дня. Правда, лишившись этого своего занятия, которое отнимало кучу времени, Лили вполне могла бы найти какое другое «хобби», например, выносить Джеймсу мозг, так что пусть уж она лучше с маниакальным старанием смахивает невидимую пыль и заклинаниями моет полы, чтобы Гарри ничего не подцепил.

А Джеймс? Что ему делать в четырёх стенах? Женскими обязанности заниматься — нет уж, увольте, он не подкаблучник и не слюнтяй вроде того же Снейпа. Вот Снейп бы наверняка и готовил, и посуду мыл, и попу собственному ребёнку подтирал… Фу! Но так на то он и Нюниус, а настоящим мужчинам зазорно до подобного опускаться. Вот поиграть с сыном Джеймс был всегда готов, так Лили это не нравилось, а выбор других занятий в доме не радовал разнообразием. Чуть-чуть можно было полетать на том клочке земли, что прилегал к особняку и, соответственно, попадал под действие Фиделиуса. В подвале имелась небольшая зельеварня, однако зелья Джеймс не любил как науку и искренне не понимал, зачем варить что-то самому, если заветный флакон или бутылёк можно купить. Причём, даже в их положении, через Питера. Лили его мнения традиционно не разделяла и зельеварней пользовалась: готовила на них троих шампуни и мыла, для Гарри ещё специальные зелья, которые облегчали прорезывание зубов, боролись с коликами, позволяли малышу легче заснуть, ну и всякое такое. Ещё была библиотека, которую Джеймс, опять же поддавшись просьбам Лили, забрал из родительского дома… и всё! А кровь кипела, энергия, которую раньше удавалось выплёскивать в многочисленных стычках с последователями Волдеморта, не находила выхода. Доходило до того, что в некоторые дни Джеймс неупокоенным привидением бродил по дому, не зная, куда деть себя, и с завистью слушая Лили, когда та вечерами буквально валилась в постель от усталости.

Время в заточении, казалось вообще остановилось, а снаружи, Джеймс знал, кипела жизнь. Весело проводил время вечерами и ночами Бродяга, наверняка не скучали в перерыве между заданиями для Ордена Прюэтты. Они и многие другие приносили пользу для их общего дела, победы света над тёмными магами! Что Сириус с рыжими приятелями, что МакКиннон со своей семьёй (которую Джеймс прежде не считал сколько-то ни было способным бойцом как раз из-за наличия этой самой семьи), пока была жива, что Эдгар Боунс, Бенджамин Фенвик или пострадавший в недавней заварушке Аластор Грюм — они сражались со злом и мешали Волдеморту окончательно установить свою власть над магической Британией. Что делал Джеймс? Сидел взаперти вместе с женой и сыном, как… как клуша какая-то! Так дойдёт и до того, что когда Волдеморт всё-таки будет повержен и английские волшебники узнают имена тех, кому обязаны счастливой жизнью (и вообще — жизнью!), про Джеймса просто скажут, что в решающий момент он трусливо спрятался. А он не трус, нет! Джеймс трижды сходился в дуэли против Волдеморта (вместе с Лили на пару, но всё-таки!) и трижды не получил ни царапины, однако об этом все забудут или даже и не узнают. Нет, нужно возвращаться в ряды Ордена, тем более, что в последнее время им не везло, значит, у Джеймса будет куда больше шансов восстановить свою репутацию.

Хотя Министерство давно уже официально объявило «мага, именующего себя Тёмным лордом Волдемортом» в розыск, в «Пророке» старались не публиковать информацию о бесчинствах Пожирателей. Пит и Сириус же, как настоящие друзья, передавали новости без прикрас. Орден терял одного бойца за другим. Последним был Грюм, он остался жив, но без ноги и одного глаза много не посражаешься. Джеймс мог бы занять его место и, например, прищучить кого из важных шишек среди Пожирателей, а то попадались им одни шестёрки, от заключения которых в Азкабан армия последователей Волдеморта никак не страдала.

Доведённый до отчаяния бездельем Джеймс почти дозрел до письма Дамблдору (и плевать, что пришлось бы поскандалить с Лили), когда в очередном «Ежедневном пророке» увидел колдографию дома МакКиннонов с огромной, уродливой Тёмной меткой над ним. Ублюдки вырезали всю семью! Именно что вырезали, жестоко и подло, нагрянув в дом МакКиннонов ночью, даже маленького ребёнка не пощадили! В боях Марлин не сильно отличилась, но какой это был моральный удар! А ещё — предупреждение, смотрите, мол, если подзабыли, что будет не только с вами, но и с вашими семьями. Утаить случившееся от Лилс не удалось, она проплакала несколько дней и даже попыталась взять с него непреложный обет, что Джеймс не покинет дом, пока Орден не победит, но Джеймс, естественно, отказался. Ещё чего! То, что МакКиннон была настолько глупой, её вина и ничья больше. Она могла бы тоже накрыть свой дом Фиделиусом, и тогда такого кошмара не случилось бы. Имей Джеймс возможность покидать дом время от времени, то был бы в три, четыре раза осторожней обычного и постоянно проверял бы, есть за ним «пожирательский хвост» или нет. Однако Лили ничего не хотела слушать, и Джеймс отступил, решив подождать и выбрать для разговора момент получше. День рождения Гарри представлялся идеальным вариантом. А что? Ребёнку год, он уже маленький человечек, волшебник, а не непонятное розовое и громко орущее существо в пелёнках, каким пришел в этот мир. Лилс вполне способна защитить его в одиночку, да и, опять же, чего бояться с Фиделиусом?

Но в день рождения сыне поговорить не получилось, как не получилось и позже. Джеймс много раз пытался. Лили сразу начинала краснеть, злиться, едва речь хотя бы отдалённо заходила о том, чтобы выйти из дома даже не по делам Ордена. Дошло до того, что, получая весточки от приятелей, Джеймс старался не упоминать про Фрэнка и Алису при Лили. Те, умные ребята, отдали сына под опеку бабушке — она-то и скрылась с внуком под чарами, — а сами продолжали исполнять задания Дамблдора.

— Слушай, Сохатый, а почему бы не организовать Лилс второго ребёнка? — почёсывая затылок, предложил как-то Сириус, когда они в очередной раз, но уже тайком, болтали по сквозному зеркалу. — Пусть им занимается, чем тебя пилит. Времени свободного будет меньше, с двумя-то пацанами.

— Думаешь? — скептически переспросил Джеймс. — По-моему, это только даст ей лишний повод просить меня о помощи.

После дня рождения Гарри Лили частенько стала говорить, что за Гарри вот-вот нужен будет постоянный присмотр, потому что он научится ходить и станет изучать мир вокруг, — намекала, значит, что неплохо было бы и Джеймсу приглядывать за сыном. Он не отказывался, конечно, наверное, поэтому их отношения с Лилс улучшились в последнее время: и она стала спокойнее, и секс снова был регулярным, а то Джеймс задолбался справляться самостоятельно. Но идея Сириуса звучала заманчиво. Лучше одного маленького Поттера могло быть только двое маленьких Поттеров, и вообще Джеймс хотел от Лили много-много детей, так что, поразмыслив, он всё-таки решил послушаться совета. Уже через месяц, в начале сентября, Лили обрадовала его новостью, что вновь в положении. Джеймс был так счастлив, что носил её с Гарри на руках полдня. Ровно до тех самых пор, пока Лили с самым серьёзным лицом не сказала:

— Надеюсь, теперь ты оставишь свои глупые мысли о возвращении в Орден?

Всего несколько слов, а Джеймс больше не радовался будущему второму ребёнку.

Эта беременность Лили, в отличие от первой, протекала легко. Не ни тошноты, ни странных вкусовых желаний, хотя в прошлый раз было даже весело в половину второго ночи манящими чарами призывать арбуз, арахисовую пасту и копчёную селёдку. Или просто слишком маленький срок пока, Джеймс точно не знал, в чём дело, а узнавать не хотел. До него дошло, что он собственными руками… нет, не совсем руками, но уничтожил даже призрачную возможность вырваться из-под Фиделиуса. Какого хрена?! Неужели у Лили — беременной, с годовалым неугомонным сынишкой на руках — имелось время ещё и мужа контролировать? В тот день он сам, ничего не объясняя жене, ушёл спать на софу на первый этаж, а назавтра чуть не сошёл с ума от бесконечных «Что случилось, Джим?». Что случилось? Что случилось… Она ещё спрашивала!

Обозлённый Джеймс даже Сириуса видеть не желал — друг, называется, такую свинью подложил! Но в итоге передумал. Если Бродяга оскорбится, Джеймс останется совсем без связи с внешним миром и всё, точно чокнется.

Потому что в доме находиться было уже практически невозможно. Тоска, безнадёжность, бессилие — эти чувства овладевали Джеймсом в тот же миг, когда он утром открывал глаза, и преследовали до глубокой ночи. Лили, так и не добившаяся прямого ответа, но явно догадавшаяся, в чём дело, притихла и не возникала: не требовала позаниматься с Гарри или найти себе наконец дело по душе, готовила исключительно его любимые блюда, а однажды будто невзначай оставила детскую метлу Гарри на видном месте. Такое почти что разрешение на игру, которую она совсем недавно считала опасной, взбесило Джеймса ещё больше. Какого Мордреда Лили возомнила, что жизнями их троих могла распоряжаться она одна? Она решала, кого и когда наказывать, кого миловать, кто будет сидеть взаперти, пока снаружи мир сражается с настоящим монстром, а кто — нет. Между прочим, Джеймс был главой семьи, и это ему принимать такие важные решения. Он злился на себя ещё и за то, что не мог, как советовал раньше Бродяга, стукнуть кулаком по столу, объявить жене свой выбор и потребовать беспрекословного подчинения. Не мог хотя бы потому, что с Лилс сталось бы закусить удила, схватить в охапку Гарри и исчезнуть. Сбежать из-под Фиделиуса было трудно, но реально, а Лили, бывало, задумывалась о том, чтобы всей семьёй покинуть страну на время противостояния с Волдемортом. Джеймс запретил ей даже думать об этом: ещё чего не хватало, скатиться до предательства, — но кто знает, на что способна его жёнушка в порыве гнева и злости? Не хотелось бы получить бумаги о разводе откуда-нибудь из… из… да из той же Франции, например!

Нравы у маглов менялись куда быстрее, чем у волшебников, и к разводу там уже не относились к чему-то постыдному и чудовищному, нет. С Лили сталось бы напугать его таким образом или не напугать, а действительно захотеть развестись. Обычно, думая об этом, Джеймс успокаивал себя: ну, кому нужна домохозяйка с двумя маленькими детьми, — но потом неизменно вспоминал про Снейпа и весь передергивался. Вот уж кто принял бы Лили любую, хоть с детьми, хоть без. Потому-то Джеймс и терпел, когда в любое другое время давно бы уже прикрикнул на супругу и поступил бы по-своему. И что, что Лили старалась помириться и сделать его существование в уже осточертевшем доме более-менее сносным? Она — это она, ей в радость была вся это домашняя возня. А Джеймс привык к действию, к свободе, его никогда никто не ограничивал ни в чём, тем более, так надолго! Хреновая из Лилс жена, если она до сих пор не поняла этого.

Была середина сентября, когда нервы у Лили не выдержали, и она, зайдя в кабинет, где Джеймс разговаривал с Сириусом, громко произнесла:

— Так больше продолжаться не может.

Джеймс только-только закончил беседовать с Бродягой; он ещё от переданных другом новостей не отошёл, а тут — Лили.

— Я ничего не сделала, чтобы ты ко мне так относился, — держа руку на незаметном пока животике, она опустилась в кресло. — Ты толком ничего не говоришь, смотришь на меня, как на врага, спишь через день отдельно. Джеймс, это ненормально, ты не понимаешь, что ли? Почему ты просто не можешь объяснить, что не так?

Как будто она согласна была его услышать. Джеймс, которого мелко-мелко трясло от первого потрясения, смерил супругу долгим взглядом. Как же она бесила сейчас! Пришла разбираться, якобы готовая идти на уступки или хотя бы на переговоры, но стоит сказать правду, так взбеленится же, как пить дать!

— Я… я как будто слизеринка какая-то для тебя! А я мать твоих детей, если ты забыл, и я имею право требовать уважительного отношения к себе!

— Гидеона и Фабиана убили, — сквозь зубы процедил Джеймс и с вызовом посмотрел на жену. Ну, что теперь она скажет? Хотела правду, пусть получает.

— Джеймс…

— Пожиратели убили обоих во время рейда. Парни пытались отбить атаку на магловскую деревеньку, но не смогли. Их вместе с маглами и…

Он не договорил, потому что до конца это известие так и не принял. Близнецов нет… Как? Джеймс познакомился с ними, только вступив в Орден Феникса, но, несмотря на это и несколько лет разницы в возрасте, казалось, что неугомонные весельчаки всегда были его друзьями, как и Сири, и Пит. Неслабые маги, гриффиндорцы, конечно же, лёгкие на подъём и разделявшие их с Сириусом страсть к действию, ко всему новому и ненависть к тёмным магам. И их вдруг в одночасье не стало. Да, в противостоянии с Волдемортом не первый раз гибли его приятели и знакомцы, а конкретно с Прюэттами Джеймс не виделся и не общался больше года, но именно их смерть будто врезала ему магловской битой по затылку. Они бились за правое дело, за свободу, за справедливость, погибли, да, но погибли в бою, как настоящие мужчины! А Джеймс всё ещё тут, за четырьмя надежными стенами и Фиделиусом, словно ему собственная жизнь дороже всего на свете. Но это не так!

— Джеймс, мне жаль, — пробормотала растерянная Лили, прижав ладонь к груди, — мне правда жаль, они были хорошие ребята. Но сейчас такое время, никто не в безопасности…

— Я должен был быть с ними. С ними, понимаешь? Сейчас, когда этих ублюдков развелось как докси, любая палочка на счету, а я тут!.. — рявкнул Джеймс, давая злобе и гневу хоть какой-то выход. Эти чувства рвались наружу воплями и бранью, желанием швыряться заклинаниями во все стороны и… действовать наконец! — Будь я с ними, парни отбились бы и остались живы!

До него не сразу дошло, что Лили не ответила. Собственное тяжёлое дыхание шумело в ушах, заглушая прочие звуки. Когда Джеймс сфокусировал взгляд на лице супруги, то невольно поразился: с него, будто обескровив Лили, схлынули все краски.

— Будь ты с ними, то тоже бы умер, — собравшись, холодно отчеканила она, и Джеймс скривился.

— Так-то ты в меня веришь, дорогая?

— Не передёргивай, Джим, я говорю объективно. Мы не знаем, сколько там было Пожирателей. Очень возможно, что одна палочка ничего бы не решила.

— Но я бы попытался! Я хотя бы попытался спасти ребят!

— Джим. — Почему-то, когда Лилс произносила его имя таким тоном, перед глазами Джеймса вставали отец с матерью, ужасно недовольные очередным его выкрутасом в школе. — Ты разве не понимаешь, что этой своей попыткой ты мог бы оставить сиротами Гарри и нашего нерождённого малыша? Ты так расставляешь приоритеты? Мы для тебя менее важны, чем боевые товарищи?

— Эти боевые товарищи умерли прошедшей ночью, Лили. И я знаю, что когда их отец спросит меня, почему никого из соратников не оказалось рядом, я смогу лишь проблеять что-то невразумительное. Потому что я здесь, прячусь от опасности, которая грозит даже не мне!

Лили сощурила горевшие недобрым пламенем глаза.

— Да, не тебе. Волдеморт хочет убить нашего сына, и он ни перед чем не остановится, чтобы заполучить Гарри. Как долго ты продержишься в плену? Под пытками Круцио, под Империусом, под… мало ли каким зельем? Кто знает, какие снадобья и приёмы есть в его распоряжении? Ты можешь сам не сообразить, как как выдашь и хранителя, и наш дом.

— Хранитель у нас Дамблдор, если ты забыла, а против него этот трусливый псих не выйдет. Он слишком боится Альбуса, чтобы встречаться с ним в честном бою.

— Хорошо, допустим. А ты не подумал, каково будет мне? Я сойду с ума, зная, что ты в беде, что я не могу помочь, что я должна сделать выбор: или мой муж умрёт, или сын! Считаешь, это всё шутки?

Она сойдёт с ума! А то, что Джеймс уже на грани помешательства из-за заточения, Лили в расчёт не брала. Разумеется, он ведь не обожаемый сыночек Гарри.

— Я достаточно опытный боец, чтобы этого никогда не случилось.

— Я не понимаю. Нет, я просто не понимаю, Джеймс! Ты вроде уже не ребёнок, почему я должна разжёвывать прописные истины? У тебя есть семья, и её защита должна быть в приоритете! Если так сложились обстоятельства, что мы вынуждены сидеть в отрыве от остального мира, то ради нашей семьи нужно сидеть, нравится это тебе или нет. То, что происходит, это не шутки, а реальная жизнь! Ты думаешь, что выскочишь из дома и пойдёшь вершить справедливость направо и налево, а я знаю, что всё будет иначе! Не говоря уже о том, что за год под Фиделиусом ты банально растерял форму. Иногда нужно чем-то жертвовать…

— Я и так много чем пожертвовал! — вспыхнул Джеймс. — Я здесь, а не стою в первых рядах Ордена. Здесь! А мог бы, не спрашивая тебя, отправиться в бой, но я не отправился, знаешь почему? Не хотел сделать тебе больно, дурак! А ты мне делаешь. Я света белого не вижу, вообще ничего и…

— Вообще-то ты видишь нас с Гарри, — оскорблённо заметила Лили, — хотя да, мы не настолько богатые воображением любители покутить как Бродяга.

— Сириус — мой лучший друг, почти брат! Мы с ним как одно целое.

— Джеймс! Джеймс, да пойми ты: у тебя сын, а скоро будет и второй ребёнок. Ты про нас должен так говорить, а не про себя с Сириусом. Когда же до тебя дойдёт наконец?

Решив промолчать, чтобы не сорваться на ругань, Джеймс отвернулся и уставился в окно.

— Я ведь тоже от многого отказалась ради Гарри и нашего будущего. Могла бы стать целительницей или зельеваром, могла бы поступить в Аврорат…

Ага-ага, так бы Джеймс ей и разрешил. Ох, прав был Сири, говоря, что он слишком много позволял Лилс, вот и расплата пришла.

— Но я, как и ты, сижу здесь, потому что так наш сын в безопасности. Для меня это главное. А для тебя не так?

Джеймс вновь ничего ей не ответил. Похоже, он мог сколько угодно кричать и бить себя кулаком в грудь, Лили всё для себя уже решила. Она его не слышала. Не желала слышать. Она возвела необходимость сидения в этом доме в абсолют и не собиралась ни на йоту отступать от своего, упрямая женщина! Даже если кричать ей в ухо, что с уходом Джеймса они с Гарри не перестанут быть в безопасности, Лили не задумается. Бесполезно дёргаться.

Так и вышло. Вздохнув, Лили тихо, но решительно произнесла:

— Я всё поняла, Джеймс. Знаешь, молчание говорит куда больше, чем слова. Имей в виду, я против того, чтобы ты покидал дом, даже на пять минут.

— Что, Инкарцеро скрутишь? — с кривой ухмылкой Джеймс всё-таки повернулся к жене. Однако прежде взрывная, огненная Лили не повела и бровью, лишь смерила его взглядом с ног до головы, как какое-то ничтожество. Джеймса передёрнуло: очень похоже на него смотрел Снейп, пока они учились в Хогвартсе.

— И не подумаю мараться. Просто возьму Гарри и уеду из страны, как и предлагала, но ты, великий и бесстрашный гриффиндорец, не позволил.

— Ты… т-ы…

— Бумаги на развод пришлю совиной почтой, — с невинным личиком, но ехидным тоном продолжила та, — и больше ты никогда не увидишь ни меня, ни Гарри, ни нашего второго ребёнка, Джеймс Поттер. Я не шучу.

О да, она действительно не шутила. Джеймс, который, враз лишившись всей злости, покрывался холодным потом, не мог оторвать взгляда от её лица. Ему хотелось протереть глаза, убедиться, что это не сон, не кошмар: ну, не могла Лили с такой дьявольски спокойной улыбочкой и с такой серьёзностью говорить подобные вещи! Она же его жена, должна ему подчиняться во всём, а Лили… Чистая змея, и ещё смела жаловаться, будто Джеймс на неё как на слизеринку смотрел.

— Ты не посмеешь, — прохрипел Джеймс.

— Ещё как посмею.

— Я запрещу Питеру выводить тебя и Гарри из дома!

— А я всё равно уйду, — Лили равнодушно повела плечами. — Найду способ. Если помнишь, Дамблдор тоже в какой-то момент предлагал нам уехать из Англии, но ты заартачился. Почему-то воспринял это как предательство.

— И куда ты пойдёшь? Кому ты будешь нужна с двумя детьми?!

Джеймс чувствовал, что его несло, но закрыть рот, помолчать немного и придумать мало-мальски компромиссный вариант уже не мог. Эффект неожиданности от слов Лили схлынул, и Джеймса снова попеременно пытались подчинить себе злость и страх. Злость — потому что как она посмела ему угрожать? Страх — а что ему делать, если все аргументы на Лили не подействуют? Не Империо и Инкарцеро же на неё накладывать! Джеймс очень хорошо почувствовал тот миг, когда потерял контроль над ситуацией. Собственно, после тех ляпнутых в запале слов больше ничего не осталось, кроме как хвататься за палочку.

Лили, со скрипом отодвинув кресло, встала так резко, что Джеймс вскочил следом.

— Обо мне не беспокойся. Я найду в себе силы защитить наших детей, раз уж их отец на это не способен, — проговорила она, глядя мимо. — И ещё, Джеймс, не думаю, что я хочу видеть тебя в ближайшее время после всего того, что ты наговорил. Я переберусь в комнату Гарри. Вот теперь я всё сказала.

Она вышла из кабинета, а Джеймс медленно осел обратно, заскрежетал ногтями по деревянным подлокотникам кресла. Стерва! Рыжая, наглая, грязнокровная стерва! Как она могла угрожать отъездом и разводом? Угрожать тем, что Джеймс никогда не увидит собственных детей! Идеальная мамочка выискалась!

И ведь только недавно Джеймс задумался, что Лили могла попытаться шантажировать его Гарри, а она уже пустила в ход этот подлый приём. Как её приструнить? Злость клокотала будто кипящее варево, выплёскивавшееся через край котла, и Джеймс задыхался от того, как жглись эти плевки по его гордости. Как легко Лили всё это выдала! Не просила, как раньше, когда умоляла оставить в покое своего никчёмного Снейпа, не уговаривала, а сразу выкатила ультиматум. Ещё и из супружеской спальни свинтила, видеть она его, видите ли, не может. Как на такое ответить? Чем?

Из дома Джеймс всё же не вышел. Чтобы потом его подняли на смех товарищи? Мол, хорош вояка, если от него собственная жена с ребёнком сбежала, а он их найти не может! Нет уж, Джеймс ещё немного потерпит, но когда всё закончится… вряд ли его отношения с Лили останутся прежними. Развод Джеймс не даст, конечно, это не обсуждается, но и прощение ей вымаливать придётся очень долго. А Патронуса Питеру он всё-таки отправил, даже двух: сначала — чтобы тот не реагировал ни на какие просьбы Лили вывести её из дома, а потом ещё чтобы к обычной партии еды добавил огневиски.

С выпивкой терпеть заключение (и вечно недовольную Лили) стало несколько проще. Раньше Джеймс утром вставал и даже не испытывал желания открыть шторы в спальне: вид на крошечный внутренний двор вызывал тошноту как после недельного запоя. Однообразная стряпня Лили тоже приелась, хотелось чего-то нового, но куда уж тут, когда они в смертельной опасности! Правда, насчёт выпивки Лилс ничего не сказала. Морщилась, кривилась, уходила вместе с Гарри в детскую, завидев его с бутылкой, но промывать мозги и не пыталась, а жаль, Джеймс ей такой ответ заготовил! В доме установилось не перемирие, нет, скорее, они с Лили заключили эдакий молчаливый пакт о ненападении. Никому не хотелось первым начинать разборки и новый виток скандалов. В конце концов, Джеймс даже понадеялся, уж не начала ли Лили жалеть о поспешно принятом решении. Пару раз она плакала вечерами или ночью, думая, что Джеймс уже пьян и спит, но первой так и не подошла. А Джеймс тоже не собирался сдаваться и вымаливать прощение, как делал в школе Нюниус. Просто потому что он — не Нюниус, у него есть гордость и честь, и его Лили унизила своим демаршем.

В таком режиме они просуществовали до конца октября. Иногда Джеймс порывался сказать, чтобы Лили перестала уже корчить из себя оскорблённую королеву, но она словно предугадывала его попытки поговорить на этот счёт и увиливала от беседы. После пары раз Джеймс и вовсе перестал пытаться. Хотя до разговора на отвлечённые темы вроде того, что приготовить на обед или кто присматривает за Гарри, Лили снисходила, и слава Мерлину, иначе бы у Джеймса появился бы дополнительный повод лезть на стену.

Он спрашивал себя, как так вышло, что желанная, любимая женщина превратилась в глухую, эгоистичную ведьму. Куда делись её, его — их! — чувства? Лили была по-прежнему хороша собой, только любви, обожания и желания обладать Джеймс чувствовал к ней всё меньше и меньше. Способствовали тому и её вечно недовольный вид, и много раз прозвучавшие взаимные упрёки, и то, что после угрозы Лили сбежать они больше ни разу не спали вместе… и вообще заключение в этом морготовом особняке! И Волдеморт с Пожирателями — в случившемся тоже была их вина! Не будь рвущегося к власти безумца, Джеймс бы не застрял в собственном доме и не жил с женой как неудобный сосед. И Дамблдор, конечно, как Джеймс мог забыть Дамблдора? Гениальная идея спрятаться под Фиделиусом принадлежала старику. Попробовал бы сам посидеть взаперти хотя бы месячишко, а то бы лучше вызвал Волдеморта на дуэль в конце концов! Прибил бы или отдал под суд, как того же Гриндевальда, если не хотел руки марать. Джеймс бы тогда смог жить вольготно и спокойно: ходить на работу в Аврорат, дожимать тёмных магов, а вечерами в зависимости от настроения либо к Лили с Гарри, либо с Сириусом развлекаться. Чем не жизнь? Но нет, нужно было всему сложиться именно так, как получилось сейчас…

— Джеймс!

Лили позвала его со второго этажа, и хотя её голос звучал немного приглушённо, Джеймс мог поспорить на бутылку огневиски, что супруга недовольна. Даже мурашки пробирали: Лили не успела познакомиться с его матерью, но умудрялась, как и матушка, вкладывать в его имя всё своё негодование. Или так Джеймсу казалось из-за того, что он успел уже опустошить первую на сегодня бутылку огневиски. Под градусом его частенько тянуло на пространные, как у Дамблдора, философствования и странные ассоциации.

— Ну что?

— Я не могу найти мантию-невидимку, куда ты её переложил?

Отложив пустую бутылку, Джеймс разочарованно вздохнул и откликнулся:

— А зачем она тебе понадобилась?

Наверху послышался какой-то шум, и Лили появилась на вершине лестницы.

— Я хочу убедиться, что все вещи, которые могут спасти нам жизнь, находятся под рукой. Никогда не знаешь, когда они понадобятся, а искать впопыхах будет поздно.

Спустившаяся Лили остановилась посреди комнаты, хмуро посмотрела на развалившегося на софе Джеймса и повторила:

— Так где мантия?

— Я её одолжил, — Джеймс махнул рукой, — Дамблдору.

— Одолжил? — голос у Лили поехал. — К-как одолжил?

— А так. Он попросил изучить её, давно ещё попросил, а я забыл. Сейчас вспомнил и переслал с Питером. Мы-то всё равно взаперти и никуда не выходим, — он помолчал, но, усмехнувшись, всё-таки добавил: — Благодаря тебе.

— Ты с ума сошёл? Как ты мог отдать Дамблдору такой важный артефакт, когда нам угрожает опасность?!

— Какая опасность? Ну, какая опасность, задумайся, Лили! — Джеймс с огорчением подумал, что теперь ему никак не сходить в кухню за очередной порцией огневиски, и просто сел прямо. посмотрел на огневиски, которое теперь уже точно не удастся допить, поставил его на стол и сел на софе. — Мы под Фиделиусом! В наш дом с простой Алохоморой не попадёшь, хватит уже перестраховываться, надоело. Жить-то когда?

— Жить? Джеймс, ты вообще не понимаешь, что натворил? — Казалось, что ещё немного, и у Лили пойдёт дым из ушей. — Как ты додумался? А если что-то случится? Твоя мантия, может, наш последний шанс всем скрыться, спрятаться, а…

— Ничего не случится, — отрезал Джеймс, у которого от однообразных причитаний заныли зубы. Как он устал слушать вечно одно и то же! — Успокойся уже! Я тебя не узнаю, Лилс. Раньше ты была такая боевая львица, а теперь из-за каждого шороха трясёшься и везде видишь опасность.

— Да потому что я стала матерью, Джим! Я в ответе не только за себя, но и за Гарри, и за нашего будущего ребёнка. А ты… тебе по-прежнему легко живётся, я смотрю. Словно мы всё ещё в Хогвартсе и не с Пожирателями боремся, а со слизеринцами в очередной раз что-то не поделили.

— Лилс, не начинай, хорошо? Ничего ужасного и смертельного не случилось. Проживем мы пару недель без мантии-невидимки.

— А если…

— Никаких «если»! Пит — отличный хранитель и друг, он никогда меня не предаст! В отличие от твоего слизеринского дружка!

Наконец ему удалось заставить Лили замолчать. С ошеломлённым лицом она отшатнулась и даже сделала несколько шагов назад, прежде чем остановиться и обхватить себя руками за плечи. Оскорбилась? Снова? Ну, надо же! Интересно, а ответное сравнение с Нюниусом сейчас последует или Лили удержится?

— В каком это смысле Пит хранитель? — переспросила она, и Джеймс, будто очнувшись, врезал кулаком по софе. Мордред, проговорился всё-таки! — Джим, я не поняла, причём тут Питер, если хранитель Фиделиуса — Дамблдор? Или нет? Что ты молчишь?

— Не ори.

— Не ори? Это всё, что ты можешь сказать?!

Она нарочно закричала во весь голос, ну, точно стерва. Джеймс, хотя ему очень хотелось заорать в ответ, деланно поковырялся в ухе. Любо-дорого было смотреть, как Лили бесилась: она сжимала кулаки, шумно дышала, чуть ли не тряслась от негодования — и правда, словно они вернулись на пятый курс Хогвартса, когда вся из себя правильная новоиспечённая староста Гриффиндора пыталась приструнить Джеймса с компанией. Может, сейчас ему ещё пригрозят снятием баллов? Смешно! Собственно, а и правда, что Лили могла сделать, как наказать? Поначалу Джеймс разозлился на себя за болтливость: это же надо было, больше года хранить тайну и по глупости её выдать, — но после минутного замешательства даже порадовался, что всё так получилось. Можно больше не следить за языком, не изворачиваться, чтобы Лилс ничего не заподозрила, да и выражение подлинного шока на лице любимой — о, Джеймс бы многое отдал, чтобы увидеть это ещё раз. Жаль, что дома не было омута памяти.

На мгновение стало немного жутко от того, что Джеймс чувствовал. Не осталось любви к той женщине, что смотрела на него в замешательстве и шоке. Любви, нежности… над Джеймсом довлело одно только злорадство. И виновата в этом Лили.

— Не могу поверить. Не могу поверить! Ты мне солгал, ты… Джеймс, ну ты и скотина!

— Не солгал, а принял то решение, которое посчитал правильным.

— Правильным? Ты всерьёз думаешь, что правильно было отказаться от помощи самого Дамблдора ради эфемерной дружбы?

— Не смей так говорить о моих друзьях! — рявкнул Джеймс, подскакивая на ноги. — Совсем сдурела уже!

— Если кто сдурел, то только ты! — Лили схватилась за голову. На её глазах заблестели выступившие слёзы. — Мерлин, ты рисковал нами всеми, ты совсем свихнулся…

— Я уже сказал: я сделал так, как посчитал нужным! Хватит истерить! Друзьям я верю больше, чем Дамблдору, а они — мне. Я не мог обмануть их доверие тогда, понятно? А из-за тебя… — Джеймсу вдруг не хватило воздуха, — из-за тебя я тех же Прюэттов всё-таки предал!

Несколько секунд Лили молчала, лишь смотрела на него широко распахнутыми глазами, а потом она набрала воздуха в грудь, и полилось. Такое полилось, что в первые мгновения Джеймс охренел от того, что думала о нём, оказывается, дражайшая супруга. Его обвинили в инфантилизме, неумении и нежелании думать головой, взрослеть (снова!), в том, что Джеймс чуть ли не нарочно хотел угробить их семью ради сиюминутной прихоти и своего эгоизма. Якобы друзья-соратники ему дороже жены и единственного сына. От неожиданности лишившийся дара речи Джеймс слушал, всё больше и больше поражаясь с каждым новым словом Лили. Может, она бредила? Да не похоже, кажется, наоборот, Лилс искренне верила в ту чушь, что несла. Как же сверкали, полыхали злобой и ненавистью её глаза! Лили даже на Нюнчика, когда тот её грязнокровкой обозвал, так не смотрела, а уж он-то как никто другой заслуживал всех этих помоев, которые вылились на Джеймса. Снейп, а не Джеймс, должен был оказаться никудышным и легкомысленным отцом при жене, которая никак не могла его, идиота, образумить!

Удивительно, откуда у Джеймса взялось столько терпения, чтобы не попытаться перебить Лили. Наверное, всё это потому, что он сосредоточился на разраставшемся в груди всепоглощающем и неумолимом чёрном пламени ответной злобы, что стирала последние чувства к Лили и даже к Гарри. Где были его глаза? А другие органы чувств? Как Джеймс умудрился проморгать за живой и яркой юной гриффиндоркой подлинную ведьму, которая считала себя единственно правой и не гнушалась ни скандалить, ни ругаться как заправская жительница Лютного? Да хрен с ней, с руганью, Джеймс сам не невинный агнец в этом плане, но Лили же презирала и ненавидела его! Считала распоследним кретином, изменником, а себя — слабой и беззащитной жертвой самодура-мужа. Неужели она всегда была такой капризной, самовлюблённой и эгоистичной су… эгоистичной? Да если это так, Мордред его задери, Снейпу памятник нужно ставить, что он терпел Лилс столько лет.

— Хватит, мне надоели твои глупости, Джеймс Поттер! Я думала, что вышла замуж за взрослого человека, а ты ведёшь себя как ребёнок! Права была Пет, что из вас двоих Северус хоть и бедняк, но ответственный! Я ухожу, подаю на развод и забираю Гарри!

— Заткнись, дура! — гаркнул Джеймс.

От прозвучавшего всё-таки сравнения с проклятым Нюниусом, да ещё и оказавшегося не в пользу Джеймса, что-то словно сломалось в нём, какой-то предохранитель, потому что вдобавок к командному воплю он ещё и нехило выпустил свою магию. Волна волшебной силы прокатилась по комнате и, кажется, вообще по дому, ударив Лили в грудь и опрокинув в кресло, возле которого она и надрывалась всё это время. Получилось, похоже, беспалочковое Силенцио: Лилс в испуге схватилась руками за горло, но не сумела издать ни звука. Тяжело дыша, Джеймс утёр нос тыльной стороной ладони: показалось, что потекла кровь, — покачнулся, однако на ногах устоял. Стихийный выброс забрал с собой не всю ярость, нет, кое-что осталось и жгло нестерпимым желанием поставить Лили на место. Она посмела признать, что Нюнчик был в чём-то лучшего него. Она посмела заявить, что уходит вместе с Гарри! Да она вконец обнаглела уже!

Когда стёкла в окнах и сервиз в шкафу перестали звенеть, наверху послышался испуганный плач Гарри, но Лили в сторону лестницы даже и не дёрнулась. Она осталась сидеть, не спуская полных страха глаз с Джеймса.

— Вот что, милая, — медленно произнёс он, — ты меня довела. Я не собираюсь молча слушать твои оскорбления, с этим к Нюниусу, пожалуйста. Хватит кликушествовать и разводить панику на пустом месте. Мы втроём в безопасности, это не обсуждается. Как не обсуждается и то, что я буду выходить наружу по делам Ордена или по своим делам. Я сказал! — Джеймс повысил голос, видя, что Лили думала что-то ответить. — Я муж, я главный, как я скажу, так и будет, поняла? Развод захотела? Обойдёшься! Лучше иди приберись в дцатый раз или еду нормальную приготовь наконец, делом займись, чтобы идиотские мысли поменьше в голову лезли.

Взгляд Лили тяжелел с каждым его словом, обещая гром, молнии и дементоров на голову Джеймсу, если он немедленно не замолчит. А и не собирался, и это было такое приятное чувство — осознание себя отомщённым! Снисходительно улыбнувшись, Джеймс послал жене воздушный поцелуй и призвал магией её палочку — так, на всякий случай.

— Запомни, Лилс, повторять не буду: в нашей семье я — главный, и я решаю, как мы будем жить и что делать. Поэтому ты сейчас идёшь к Гарри, укладываешь его, успокаиваешь и что ты там с ним ещё делаешь? Я ухожу с друзьями по делам, буду поздно, и чтобы к моему возвращению были горячий ужин и ты сама с нормальным настроением, а не в состоянии «Я всех заавадю», ясно? Не нравится что-то? Так тебя никто и не просил за меня замуж выходить, а раз ты не захотела нищенствовать со своим слизеринцем, то терпи, моя дорогая!

Договорив, Джеймс отправил одного за другим двух Патронусов. Первый призрачный олень ускакал к Питу с требованием немедленно явиться, второй же улетел к Сириусу. Те несколько минут, что пришлось ждать друзей, потрясённая его стихийным выбросом и жесткими словами Лили и не пыталась возражать. Она просто сидела в кресле, сложив руки на коленях, как примерная ученица, и будто пыталась прийти в себя от увиденного и услышанного. Приводить её в чувство Джеймс не собирался. Больно много чести! Сама пусть думает, что натворила, и как ей теперь возвращать благосклонность мужа. Лишь когда в прихожую несмело вошёл Питер и сказал, что Сириус тоже прибыл, но остался ждать на крыльце, Лилс отмерла:

— Джейми, ты не можешь так поступить с нами.

— Почему? Могу, — спокойно ответил Джеймс. Сотворив заклинанием зеркало, он ужаснулся собственному виду: волосы всклокочены, под глазами синяки, рубашка болталась незаправленной, а штаны сползли — и тут же быстро привёл себя в порядок чарами. В свой первый выход в большой мир после годового заключения нужно выглядеть идеально.

— Я же люблю тебя! Я делаю всё это ради нас, нашей безопасности!

— Надо же, как мы заговорили! Я тебя тоже… любил, Лили, но я устал от твоих нравоучений. Сама виновата, что выступала. Достала ты меня, понимаешь? Достала! — рявкнул он, наслаждаясь тем, что мог спокойно, не скрываясь, произносить крамольные слова вслух, в лицо Лили. — Гарри иди воспитывай! Я взрослый маг и знаю, что можно делать, а что нельзя, и ты мне не указ! Пит, приятель!

Хвост, остановившийся на входе в гостиную, замер с глупым выражением лица. Перейдя через комнату, Джеймс с силой обнял друга.

— Как же я рад тебя видеть, приятель! Пошли, — Джеймс накинул мантию и, вцепившись Питу в плечо, потащил в сторону прихожей, — Бродяга наверняка заждался.

— Но… но как же твоя жена? — пролепетал тот, изворачиваясь, чтобы посмотреть назад, в гостиную, где осталась Лили.

— А Лили больше не возражает против моих отлучек. И, Хвостик, будь другом — не вздумай послушаться и вывести Лилс из дома, если она вдруг попросит. Хотя как же она теперь попросит — палочка-то её у меня! — похлопав себя по карману мантии, Джеймс рассмеялся. — Тогда просто не напоминай про неё пока, ладно? Хочу в кои-то веки почувствовать себя нормальным, неженатым пацаном.

Нетерпеливо крутившийся на крошечном крыльце Сириус на секунду притормозил, недоверчиво прищурился и, распахнув объятия, проревел:

— О, ну наконец-то! Одумался! Это надо отпраздновать, Сохатый!

Кивнув ему, Джеймс стремительно вышел за калитку, где кончалась граница чар Фиделиуса. Остановился, выпустил плечо Питера и сделал глубокий вдох, наслаждаясь свежим холодным воздухом подступающих сумерек. Не верилось. Мерлин, неужели свобода? Никто не ездит по ушам, что хватит бездельничать, никто не бдит, будто Цербер, сидит ли Джеймс дома или нет. Не бубнит, что он не уделяет время ребёнку, а только мечтает, как бы вырваться на волю. Джеймс огляделся: вроде бы те же самые соседние коттеджи и улочка между ними, что он видел из окна сотни раз, но отсюда они и выглядели даже по-другому. Настоящими, обжитыми, а не безликими недосягаемыми картинками за стеклом. Надо же, как мало, на самом деле, нужно, чтобы почувствовать себя счастливым.

— Ну, куда отправимся? — Бродяга предвкушающе потёр руки. — Дамблдор добро ни на какие операции на эту ночь не давал, так что мы свободны, как дикие гиппогрифы.

— А давай махнём в какое-нибудь место с хорошим баром и девочками? — Джеймс мечтательно прикрыл глаза.

Алкоголь, энергичная музыка, не похожая на заунывные и однотипные стенания Селестины Уорлок, раскованные и свободные девчонки в коротких платьицах — это было как раз то, что нужно его душе, истосковавшейся по празднику и независимости. А вылазки против Пожирателей подождут до завтра, например.

Сириус оскалился:

— Знаю я одно такое местечко. Хватайся за руку, приятель, я нас аппарирую.

— Бывай, Пит, спасибо! — только и успел крикнуть Джеймс Хвосту перед тем, как их затянуло в аппарационную воронку.

Городок, куда переместил их Сириус, назывался Саутгемптон или Солсбери, или как-то так, в общем, Джеймс не стал запоминать. А вот координаты заведения, чья яркая в темноте вывеска мигала нарисованными тыквами и пугала паутиной, следовало выучить назубок, чтобы и во сне, и наяву, и в подпитии суметь аппарировать. На большой табличке, находившейся немного выше уровня земли, было написано скромное «Клуб Таро», но судя по обилию парней и девушек, толпившихся у лестницы ко входу, занимались там отнюдь не гаданиями.

— Что это тут происходит? — поинтересовался Джеймс, когда они нагло, обойдя половину очереди, пробрались в полутёмное, полное грохочущей музыки помещение под землёй.

Куда ни глянь, везде были тыквы, тыквы, тыквы и паутина. А, ещё и чёрные кошки, остроконечные колдовские шляпы и разномастные стеклянные флаконы и бутылки с ярким содержимым внутри. Гости же практически все щеголяли в разнообразных нарядах. Прямо перед Джеймсом продефилировали кошечка со смешными ушками, вампиресса, и пара феечек, которые улыбались особенно призывно, и он не мог не улыбнуться в ответ.

— Так тридцать первое октября же сегодня, Хэллоуин! Ты что, совсем счёт времени потерял уже? — изумился Бродяга.

— Потеряешь тут! Ты и представить себе не можешь, какая это дрянь: каждый день одно и то же, то есть, толком ничего. Скука!

— Это надо исправлять, — со знанием дела протянул друг и стал проталкиваться к бару, чтобы заказать выпивку.

И они исправили. Первый коктейль Джеймс выпил не залпом, практически не запомнив вкус; так сильно он, оказывается, соскучился по добротному магловскому алкоголю. Огневиски-то по сравнению с текилой, водкой, всякими разными ликёрами и коньяками был просто редкостным пойлом, однако лучшего в магическом мире не водилось, увы. Сириус не скупился, постоянно заказывая всё новые и новые порции, но, лишь выпив примерно с пинту, Джеймс сумел окончательно расслабиться.

Вокруг гремело веселье: орала музыка, танцпол был затянут полумраком и дымом от сигарет, по толпе двигавшихся в едином ритме танцующих скользили яркие разноцветные лучи прожекторов. Как же ему этого не хватало! Не на постоянно, конечно, так, отдохнуть, сбросить с себя всю грязь семейных будней и до колик уже осточертевшей войны! Лили с её надуманными проблемами и гиперопекой во всех смыслах осталась спасительно далеко, и прежде Джеймс не думал, что будет этому радоваться. Сейчас же, пританцовывая возле барной стойки с бокалом очередной высокоградусной вкусности в руке и глядя на Сириуса, вовсю отплясывавшего с фигуристой блондинкой в коротком платье, Джеймс чувствовал себя… нет, не абсолютно свободным и не на своем месте, а просто замечательно. Словно и не было ни годового заключения под Фиделиусом, ни ставшей ужасно надоедливой и непримиримой к развлечениям Лили, ни даже обручального кольца на пальце. Надо, кстати, спрятать его в карман, чтобы не разочаровать заранее тех крошек, которые Джеймсом заинтересуются.

Спрашивается, и что Лилс так переживала? Ничего страшного и ужасного в том, что Джеймс проведёт ночь на магловских танцах в такое тяжело время, нет. Какой Пожиратель смерти, будучи в здравом уме, сунется сюда, в магловский клуб на празднование магловского же Хэллоуина? Да им подобное и в голову не придёт! А отдыхать тоже нужно, иначе нетрудно превратиться в истеричку вроде Лилс, и всё, пиши пропало. Эх, были бы живы близнецы Прюэтты, они бы поняли и наверняка присоединились к веселью, но теперь из жизнерадостной молодёжи в Ордене только они с Сири и остались. Лили вот-вот обабится окончательно, станет клушей-домоседкой вроде Молли Уизли, а Пит… он же скучный, как и его анимагическая форма, какой с него спрос? Ну и ладно, им и вдвоём с Сириусом удастся хорошенько отдохнуть, а дальше на свежую голову можно будет и в вылазках поучаствовать. Вряд ли Дамблдор станет сильно возражать при такой-то нехватке бойцов. Да, жизнь-то, выходит, не так уж и плоха! Джеймс молод, полон сил, в том числе и колдовских, и вместе с остальными членами Ордена обязательно додавит проклятых Пожирателей!

Но Пожиратели — это потом, про них вообще не хотелось думать. Хотелось лишь веселиться, празднуя долгожданное освобождение и тот день (или ночь?), когда Джеймс решил самому распоряжаться своей судьбой и судьбой их семьи. Тем более, что жгучая черноволосая девица, изображавшая какую-то принцессу из магловской сказки, танцевала совсем рядом, крутила очаровательной упругой попкой и всё посматривала на Джеймса. Ну, как тут можно было устоять?

Про то, что нужно возвращаться домой, Джеймс вспомнил, когда в клубе объявили, что он закрывается. Было, кажется, шесть или семь часов утра, хотя какая разница? Он велел Лилс ждать любимого мужа, так пусть сидит и ждёт, это ей наказание за то, что целый год была той ещё тварью. Еле державшийся на ногах после безудержной ночи, полной танцев и перепихона с парочкой хорошеньких девчонок, Сири, едва их выставили из клуба на улицу, похлопал Джеймса по плечу:

— Мужайся, друг. Может, ко мне, а?

Джеймс отрицательно мотнул головой. Нет, ему нужно домой, посмотреть, выполнила ли Лили его приказ.

— Ну и ладно. Тогда жди Патронуса, Сохатый, сговоримся, когда на Пожирателей пойдём, — и Сириус аппарировал, не дожидаясь ответа.

От изрядного количества алкоголя Джеймса сильно кренило влево, поэтому он решил ещё немного просто постоять возле клуба, проветрить голову. Сосредоточиться для аппарации в Годрикову впадину удалось далеко не сразу. Координаты Джеймс помнил прекрасно, но стоило подумать, что придётся возвращаться к Лили и возможному скандалу, как от отвращения тянуло блевать. И, Мордред, никак не удавалось вспомнить, имелись ли дома запасы антипохмельного зелья, а то ещё откажется жёнушка варить его из вредности, пикси её забери!

Переместился Джеймс сразу в прихожую своего дома да так ювелирно, несмотря на алкоголь, что не просто не расщепился, но и не покачнулся. Ну, аппарировать он умел столь же виртуозно, как и летать на метле, ещё с Хогвартса, и здорово знать, что это умение за год никуда не делось. Будучи морально неготовым к очередной ссоре, Джеймс сразу же вскинул палочку, чтобы выпустить в Лили Силенцио, но та почему-то навстречу не бежала. Прихожая, гостиная и часть кухни, что были видны Джеймсу с его места, были тёмными и молчаливыми. Даже крошечный огарок свечи нигде не догорал. Так-то Лили, значит, его ждала? А сколько кричала, что нельзя им покидать безопасный дом, мало ли что случится, и вот пожалуйста! Стоило Джеймсу уйти, а она как будто и не волновалась даже, спала небось опять вместе с Гарри.

За его спиной тихо скрипнула дверь, и обернувшийся Джеймс обнаружил, что она приоткрыта. Причём, очень серьёзно приоткрыта, подобрав живот, можно было без особого туда протиснуться в прихожую.

— Мне, значит, весь мозг выклевала из-за нашей безопасности, а у самой всё на распашку. Весело!

Вздрогнув от холодного сквозняка, Джеймс закрыл дверь. Он боролся между противоречивыми желаниями. С одной стороны, бурливший в крови алкоголь требовал немедленно разбудить Лилс и высказать ей всё, что Джеймс думал об её безалаберности и безответственности. Но с другой… нужен ему очередной скандал, который явно затянется до утра (потому что Лили непременно попытается выяснить отношения и из-за вчерашней сцены), а то и дольше? Тем более, что поругаться они всегда успеют, зато Джеймс утром сможет утереть нос дорогой супруге, которая так переживала за безопасность их семьи, так переживала, что даже не проснулась, когда муж домой вернулся!

Приняв такое решение, Джеймс, не зажигая Люмоса, наобум стал пробираться к лестнице. После яркого света и блеска магловского клуба его глаза немного привыкли к темноте, но разобрать удавалось лишь очертания крупных предметов вроде софы или шкафа. Лестница же располагалась в самом тёмном углу, и Джеймс был уверен, что по памяти (всё же он целый год томился в этом драккловом доме!) шёл верно, когда запнулся о что-то на полу и с руганью полетел вперёд. Впечатавшись носом в кресло, он выронил свою палочку и рухнул рядом, прижимая ладонь к лицу и костеря чёртову Лили на все лады. Какого Мордреда она затеяла перестановку? Лучшего времени найти не могла, что ли!

Кое-как сев, Джеймс попытался нашарить на полу волшебную палочку, но та, похоже, далеко укатилась. Поминая Мордреда, Моргота и всех родственников Лили заодно, он ещё несколько секунд ползал на четвереньках, как последний придурок, пока наконец пальцами не нащупал что-то, только не палочку.

То была чья-то холодная рука.

Отшатнувшись, Джеймс плюхнулся на задницу и лишь усилием воли не заорал. Он всего ничего дотронулся-то, но ощущение безжизненной плоти внезапно подействовало не хуже Круцио. Алкоголь вмиг выветрился из головы, и мысли заметались, будто бладжеры, выпущенные на поля для квиддича. Кто это? Почему в гостиной его дома мёртвое тело?! Кто умер? Кто?!

Тут же нашлась и палочка — запаниковав, Джеймс на чистых инстинктах как-то сумел призвать её. Стиснув свой волшебный инструмент почти до судорог, он сорвавшимся голосом выкрикнул:

— Люмос! — и невольно задержал дыхание.

Зажегшийся шарик света озарил гостиную, выдернув из черноты очертания журнального столика, кресла, пушистого ковра и лежавшего на спине с раскинутыми руками тела.

— Нет! Лили!

Джеймс кинулся к ней, приподнял — Лили уже окоченела, походила огромную шарнирную куклу, у которой вдруг заклинило все суставы, а её лицо с широко открытыми глазами застыло с выражением испуга и изумления.

— Лили!

Он ещё пытался нащупать пульс, найти дыхание, гладил Лили по волосам, что-то шептал ей, звал, но напрасно. Она не реагировала и не отзывалась, лишь смотрела куда-то вдаль, мимо Джеймса. Даже когда он заплакал, даже зарыдал от осознания, не вздохнула и не сказала, что сделала всё это, чтобы его проучить. Джеймс, сколько смог, прижал к себе её неслушающееся тело, холодное и неживое, и завыл.

Как же так?! Как это могло случиться? Лили мертва, его родная, его милая!.. Вот только ведь она сердилась на Джеймса из-за пустяка, а теперь её сердце навсегда остановилось. Джеймса же не было всего несколько часов, ничего не должно было произойти! Она находилась под защитой Фиделиуса и…

От неожиданной догадки его будто закоротило. Фиделиус! Вчера Джеймс ушёл из дома вместе с Питом, иначе чары его не пропустили бы, но аппарировал обратно совершенно свободно, прямо в холл, и даже не задумался об этом! Значит… Фиделиус пал?

Питер, тварь!

Джеймса неведомой силой подбросило на ноги, он рванул в сторону лестницы. Ступеньки пролетели почти незамеченными, вот и дверь детской, пугающе распахнутая… Он ворвался в маленькую комнатку, со спасительным облегчением отмечая, что вроде бы всё на своих местах, ничто не разгромлено и не перевёрнуто. Но было почему-то подозрительно тихо. Сколько Джеймс, замерший на пороге детской, ни вслушивался, он не мог уловить дыхания или сопения спящего малыша.

Медленно, не чувствуя ног, вообще ничего не чувствуя, словно всё это происходило не с ним, а с кем-то другим, Джеймс приблизился к кроватке. Его распирало отчаянной надеждой, горячей верой, что это неправда, что всё ещё может быть хорошо, и одновременно его выворачивал наизнанку первобытный страх. Если Фиделиус пал, а Лили убили, может ли быть…

Последние пару шагов до колыбели сына Джеймс проделал на цыпочках и с большим трудом. Мышцы будто одеревенели и отказывались подчиняться, но он всё же пересилил себя и заглянул в кроватку.

Через мгновение детскую огласил полный ярости и боли крик.