2023-10-09 20:52

Дракон из Сумеречного Дола. Главы 67-68

Когда Алисанна вошла в шатёр, Эйлор коротко её поприветствовал и махнул рукой Эдмуру, отпуская оруженосца. Тот с облегчением покинул шатёр, явно уставший от того, что его посылают туда-сюда, словно прислугу. Парню ещё предстоит привыкнуть к своим новым обязанностям.

— Я слышала, нас собираются обвенчать. Благодарю за то, что посоветовались со мной. — С иронией произнесла девушка, едва оруженосец скрылся из виду.

Эйлор повернулся к своей невесте, которая опустилась на то же место, где сидела вчера.

— Не прикидывайтесь удивлённой, миледи. Вы стремились к этому с тех пор, как я впервые проезжал через Золотой Зубец.

— Вы хотели сказать: стремился мой отец. — Поправила Алисанна, бросив любопытный взгляд на стопки пергаментов перед Эйлором.

Сумеречный Дракон продолжил писать, поскрипывая пером о бумагу. Он заканчивал письмо кастеляну замка Бриндлвуд, кто бы он ни был, назначая Аларика новым лордом.

— И ваша тоже. Нет смысла начинать наш брак со лжи и обмана.

К чести Алисанны, она не стала отрицать очевидное.

— Я же говорила, что за вами будет гнаться каждая незамужняя леди Вестероса. Я тоже незамужняя, я тоже леди.

Эйлор коротко рассмеялся и поставил свою личную печать со схлестнувшимися в битве драконами на письмо, прежде чем закрыть и запечатать его. Он понимал, что печать Десницы Короля придала бы письму больший вес, но это был внутренний вопрос управления Сумеречный Долом, и любой достаточно влиятельный человек в Бриндлвуде узнает личную печать Эйлора.

— О, я прекрасно осведомлён об этом.

— Так почему я? Наверняка были куда более красивые девушки из знатных семей. К примеру, Серсея Ланнистер.

Эйлор резко поднял глаза от начатого письма.

— Боги, даже не начинай…

Алисанна захихикала и подняла ладонь в знак покорности.

— Ладно, может, не Серсея Ланнистер, но это не отменяет остальных претенденток и мой вопрос.

Эйлор отложил перо и откинулся на спинку стула, сосредотачивая взгляд на девушке. В этом движении был и чисто прагматичный смысл — у него уже ломила спина от склонённой над письмами позы.

— Вы прямолинейны и честны, а я ценю такие качества. Большинство благородных дам — куртуазные девицы, у которых больше учтивости, чем ума. Вы другая.

Алисанна театрально положила ладонь на сердце.

— Семеро, вот что каждая женщина мечтает услышать! А сейчас вы наверняка признаетесь мне в вечной любви?

Принц-регент пожал плечами и вернулся к письму.

— Если вы полагаете, что благородные браки заключаются по любви, миледи, то, пожалуй, мне стоит пересмотреть предложение вашему отцу.

— О, я знаю, что это не так. Но вам стоило бы проявить чуть больше романтичности. Впрочем, я понимаю — ваше сердце уже принадлежит другой.

Рука Эйлора замерла посреди слова, и ему пришлось сглотнуть, прежде чем продолжить писать или заговорить.

— Если это станет для вас проблемой, скажите сейчас. Я возьму вину перед вашим отцом на себя, сославшись на внезапную перемену решения.

Голос Алисанны смягчился:

— Я знала, что мой будущий муж вряд ли полюбит меня, просто не ожидала, что его сердце уже будет отдано другой. Особенно кому-то…

— Мёртвому. — Жёстко закончил Эйлор её мысль. Чуть жёстче, чем хотел. — Ну да, так и есть. И прежде чем спросите — не уверен, что это когда-нибудь изменится.

На мгновение воцарилось молчание, прежде чем Алисанна заговорила вновь:

— Если бы у вас был выбор, вы бы не женились так скоро или даже вовсе, не правда ли?

— Верно, но у меня нет выбора. Как вы могли заметить, представителей моего рода осталось немного. После трагедии в Летнем Замке и этой войны в живых осталось лишь несколько Таргариенов. Я единственный взрослый, кроме моего дяди Эймона на Стене. Так что только я могу «приумножить наше число» в ближайшем будущем. Это мой долг.

— Да, ваш долг, а не желание. Это выставляет моё будущее в довольно мрачном свете, не правда ли?

— Вообще-то, всё совершенно наоборот. — Эйлор поднял взгляд, чтобы вновь посмотреть ей в глаза. Кратковременный намёк на эмоции ушёл, уступив место спокойному, жёсткому выражению, присущему этому суровому человеку. — Не люблю себя хвалить, но сейчас я — самый могущественный человек в Семи Королевствах. Как моя жена, вы получите свою долю этой власти. Я уже ценю ваши советы, поскольку вы давали мне верные идеи, когда я просил об этом, и даже когда не просил. После моей смерти, будь та через год или через сто лет, у вас всё ещё останется влияние. Ваш старший сын станет лордом Сумеречного Дола, второй — лордом Золотого Зубца, их двоюродный брат — королём Железного Трона. Ваши дочери выйдут замуж за выгодных женихов; одна из них может даже стать королевой, если это покажется мне разумным решением. И прежде всего — они получат имя Таргариенов. Оно само по себе есть власть.

Он наклонил голову, и голос стал смертельно серьёзным:

— Вы хотите власти, Алисанна. Вы очень умны и сами это знаете. И это единственное, что вызывает у меня сомнения в нашем возможном браке.

Она выгнула бровь.

— Что вы имеете в виду?

Эйлор наклонился вперёд, в упор глядя в её тёмные глаза своими лиловыми.

— Я наследник Железного Трона. Если что-то случится с Эйгоном, Семь Королевств достанутся мне. Значит, наш первенец унаследует их после меня. Любая женщина на вашем месте, возможно за исключением Ашары Дейн, соблазнилась бы… ускорить процесс. В конце концов, разве хорошая мать не пожелает своему сыну и его сыновьям стать королями, а не простыми лордами?

К чести Алисанны, она выдержала его взгляд без страха.

— Вы правы, я действительно хочу власти. Я устала от того, что меня заставляют флиртовать с этим лордом, или дружить с тем рыцарем, или делать ещё что-то. Вы Таргариен, член самой могущественной семьи в истории Вестероса, да ещё и мужчина. Вы не представляете, как раздражает, когда тебя выгодно выдают замуж, словно породистую кобылу.

Её глаза вспыхнули от возмущения и немалой злости, которую она не боялась вложить в свой голос:

— Но вы действительно считаете, что я могла бы убить ребёнка?

Каменное лицо Эйлора на миг смягчилось.

— Нет, Алисанна, не считаю. Если бы я хоть на секунду заподозрил подобное, то никогда бы не просил вашей руки. А вот в вашем отце такой уверенности нет.

Он встал и повернулся к подносам, что находились за его спиной, дабы налить вина; он с Алисанной в этом деле поменялись ролями по сравнению с предыдущим днём.

— Прежде чем мы поженимся, вам нужно кое-что понять, леди Алисанна. Вы уже знаете, что я люблю Эйгона и Рейнис как родных детей и охотно выжгу хоть дюжину Ланниспортов, чтобы они были в безопасности и здоровы. Но вы, возможно, ещё не поняли, что я с той же лёгкостью выжгу дюжину мужчин или даже целых Домов, если те будут ставить их безопасность под угрозу. Если для этого потребуется сжечь вашего отца и всех оставшихся в живых Леффордов — так тому и быть.

Эйлор вернулся за стол. Он осторожно положил свою ладонь на её маленькую руку.

— Я не хотел бы причинять вам такую боль, потому что вы — единственное, что помогало мне сохранять рассудок в последние недели войны. И за это я никогда не смогу вас достаточно отблагодарить, сколько бы лет ни прошло. Но мне нужна ваша помощь, чтобы держать вашего же отца в узде. И если он не…

Она чуть откинулась на спинку стула, хотя руку из-под его ладони не убрала и взгляда не отвела.

— Вы слишком любите кидаться угрозами, принц Эйлор. Похоже, это всё, чем вы занимаетесь в последнее время.

— Во-первых, мои угрозы — не пустой звук. — Короткая пауза подчеркнула вес его слов. — Во-вторых, у меня семь королевств в подчинении и четверо детей на воспитании в этой безумной стране, где половина населения ещё недавно хотела уничтожить всю мою семью. Только страх удерживает их в повиновении.

Он легонько похлопал по её руке, прежде чем тоже откинуться на спинку стула.

— Вы хороший человек и гораздо лучше меня, Алисанна Леффорд. Что бы я ни говорил ранее, я это знаю. Я, возможно, воин в сердце, но отнюдь не глупец. У вас было достаточно возможностей продвинуть себя и свой Дом за последние дни, но вы даже не намекнули на это. Большинство в вашем положении думали бы лишь о том, как получить для себя и своего рода как можно больше власти. А вас волновал только я.

Алисанна пожала плечами.

— Не придавайте этому слишком большого значения. У меня всегда была извращённая тяга к сломанным вещам.

Напряжение разрядил короткий смех с обеих сторон… увы, слишком короткий, чтобы окончательно снять его.

Сумеречный Дракон вновь стал серьёзен:

— Вы сказали, что я не знаю, каково это, когда все твоё будущее расписано на годы вперёд, и вы отчасти правы. Но лишь отчасти. Бытность принца отнюдь не так радужна, как вам возможно кажется. И как раз потому что я знаю, каково вам приходится, я и предоставляю выбор. Я не люблю вас и не уверен, что когда-нибудь полюблю. Я упрям, как и ваш отец, амбициозен, и способен на гораздо более ужасное насилие чем то, которому вы уже стали свидетелем. Я не могу предложить вам любовь принца Дункана и Дженни из Староместа или Флориана и Жонкиль, и не могу обещать, что не буду время от времени срываться и вести себя как полный идиот. Но я могу пообещать вам защиту, вам и вашим детям, комфортное, хотя и несколько напряженное окружение и полное право в случае необходимости вправить мне мозги. Ещё могу предложить вам право выбора, которого у вас не будет в следующем браке, если вы решите не согласиться со мной. Вот что я могу предложить вам, Алисанна Леффорд; выбор за вами.

Она на мгновение поджала губы.

— Это точно предложение о браке? Больше напоминает деловой контракт.

Эйлор пожал плечами.

— Выводить словами прекрасные узоры — талант моего мёртвого брата. Моя стезя — меч и огонь, смерть и насилие. Ты это знала.

Алисанна еще немного побурила его взглядом, затем поднялась и ушла. Молча. Сумеречный Дракон в полном недоумении наблюдал за тем, как она подошла к его кровати и личным вещам, расположенным в углу павильона, и начала рыться в быстро угасающем свете. Всё так же не говоря ни слова, она нашла то, что искала и вернулась к столу.

Девушка с грохотом обрушила свечу с держателем перед ними, зажгла её и осветила стопки пергаментов.

— Меч и огонь, смерть и насилие, величие и процветание. Если я стану твоей женой, то не могу позволить тебе заработаться до смерти, прежде чем получу то влияние, которое принесет твой брак, не так ли? — Она протянула руку за рулоном пергамента и пером, но остановилась, не зная, что конкретно можно брать, а что не стоит. — Разделишь бумаги по важности?

Эйлор Таргариен довольно улыбнулся; так и они сидели до глубокой ночи, в тишине и работе, под шорох перьев, выводивших приказы и подписи.

Боль — гибкое понятие, субъективное для каждого человека ощущение.

Она принимает самые разные формы, способные вызвать совершенно противоположные реакции при малейшем изменении ситуации или даже контекста происходящего. Большинство людей избегают её — даже угроза причинения боли порой способна убедить сделать почти всё, что угодно. Другие принимали и ценили её, как, например, Обожженные люди.

Боль… она способна стать твоим отчаяньем, величайшим страхом, тем, что нужно избегать подобно серой хвори, а может стать источником удовольствия, если причиняющий боль знает, что и как делать. В бытность свою бродяги, он познакомился с лиссенской шлюхой, которая была одержима и очарована болью, и она оставалась его любимицей почти полгода из-за этой своей особенности и определённых навыков.

Боль можно причинить быстро — мечом, копьем, любым другим оружием; или медленно — с помощью многочисленных ядов, которые он осваивал с юных лет.

Смерть — почти столь же гибкая материя, как и боль, а ещё, она частая её спутница.

Для Тайвина Ланнистера, Оберин выбрал самую чудовищную боль, какую только смог породить, но даже её посчитал недостаточной. У него была неделя, чтобы убить его на марше в Королевскую Гавань, и он намеревался использовать каждую секунду.

Болтоны Севера заживо свежевали своих жертв, сдирая кожу с мышц и сухожилий, пока пленник бился и корчился в агонии. Оберин впервые опробовал этот способ только накануне, свежуя по одному пальцу за раз, и вынужден был признать, что процесс оказался весьма… эффективным в своей жестокости. Другая, более распространённая пытка — сожжение, и Оберин был не против проверенных и верных методов. Лев горит не хуже любого другого животного, а Тайвина Ланнистера как раз называли Львом.

И всё же, пусть каждый из этих методов неплохо себя проявил, Оберин оставался верен себе и своему прозвищу — Змей. Яд был, есть и всегда будет его любимы оружием, самым эффективным инструментом.

Старый Лев был крепок, это признал даже Оберин, но жертвы они рано или поздно ломаются, и Тайвин Ланнистер не стал исключением. Три разных яда медленно проникали в его организм; ни одна из доз сама по себе не была смертельной, и даже в сочетании друг с другом потребовалось бы больше времени, чем имел в своём распоряжении принц Дорна, чтобы убить бывшего Хранителя Западных Земель. Каждый из них провоцировал ряд симптомов, призванные обратить последние часы жизни Тайвина в чистейший ужас из мучений и отчаянья, но самое главное — сделать так, чтобы он из Льва превратился в никчёмное, жалкое убожество, лишённое своей гордыни и своего Я как такового.

Кровь Вдовы медленно закрывала мочевой пузырь и кишечник Тайвина; накапливающиеся токсины организма медленно отравляли меркнущую жизнь старика. Яд василиска медленно разжижал его разум, вызывая галлюцинации и ужасы, преследовавшие Льва даже тогда, когда его тело кричало, застыв на пике боли. И, наконец, яд гадюки медленно сгустил его кровь — пот беспрерывно тёк по обнаженному окровавленному торсу Льва.

Тело предало его, медленно убивая само себя при ограниченном участии самого Оберина.

Ключевое слово всей этой пытки — медленно.

Красный Змей Дорна в глубине души знал, что сестра не одобрила бы это. То же самое говорил ему и Эйлор Таргариен, похоже, пришедший к такому же выводу в ходе откровения, что открылось ему при Испепелении Ланниспорта. Оберин какое-то время предполагал, что его новая суженая, девушка из Леффордов, каким-то образом причастна к метаморфозам Сумеречного Дракона и отчасти даже опасался, что его старым другом манипулируют, если бы не спокойные заверения Элларии, которая довольно хорошо узнала наследницу Золотого Зуба.

Ещё одним аргументом в пользу того, чтобы не беспокоиться, был… был сам Эйлор. Потому что это Эйлор. Он слишком хорошо усвоил Игру Престолов и попросту не мог быть обманут или, что ещё более смешно, очарован какой-то едва знакомой девушкой. Безусловно, коварство женского пола порой бывает до абсурдного велико, а тепло женщины столь же смертоносно, сколь и холодная сталь, но Сумеречный Дракон уже давно не юноша, уже пережил трагичную любовь, познал то самое тепло жизни и холод смерти. Ему ничего не грозит.

И всё же, несмотря на свою уверенность, Красный Змей намеревался остаться в Королевской Гавани после их прибытия на некоторое время. Он доверял Эйлору, — а принц Дорна мало кому доверял, — и женщина из Леффордов казалась вполне порядочным человеком, но осторожность не может быть чрезмерной, когда на троне восседает король-младенец, а рядом находится лорд Лео, чьё честолюбие переходит все границы.

Он должен наглядно показать этому человеку, насколько безумным будет сама мысль о заговоре, не говоря уже попытка его провернуть. Может быть, он отдаст лорду Золотого Зуба тело Тайвина после того, как отдаст Эйлору его голову.

Но всё это — дела будущего. Сейчас же принц Дорна встал и обнажил кинжал. Сделав шаг к стоящему перед ним окровавленному истерзанному человеку, Красный Змей улыбнулся — улыбкой ровной и холодной; такой могла бы улыбнуться змея, будь она способна на улыбку.

Предыдущий фрагмент

Следующий фрагмент

Оглавление