2022-03-19 19:23
Есть особенная, совершенно неповторимая магия, в том чтобы готовить для кого-то. Не только из-за Синего пламени, льнущего к коже ласковым, послушным зверем, но и и просто потому что. Рин вкладывает душу, открывая сердце и всей сутью желает, чтобы его творение принесло радость, здоровье, улыбку, просто хорошее настроение.
Он нарезает очищенный репчатый лук полукольцами и щёлкает пальцами, зажигая огонь и ставя сверху сковородку, внимательно следя, чтобы его пламя изображало ровно то, что простые люди называют "средним огнём". Вылив соевые соус, ждёт, когда он закипит, чтобы бросить в него лук. Сверху обязательно нужно посыпать сахаром и помешивать, две-три минуты, одновременно нарезая куриное филе ровными кусочками.
Остро наточенный нож из поварской стали равномерно стучит о доску твёрдых сортов древесины. Помнится, ради её покупки, он вытащил старшего брата на человеческий рынок, убедив Люцифера, что выбирать такие вещи нужно самостоятельно. Благо был какой-то праздник и на Короля света никто особо не обращал внимания.
Рин кладёт курицу в сковороду, дожидаясь, как мясо белеет с одной стороны и переворачивает ломтики, помешивая и оставляя тушиться. Прозрачная крышка мгновенно запотевает, накрывая глубокую посуду. Ему нужно поторопиться, ведь куриное филе готовится всего две-три минуты.
Быстро взбивая венчиком яйца в отдельной миске равномерную смесь, он внимательно поглядывает за другой кастрюлей, где на маленьком огне, на пару варится рис. В данном случае шутка про то, кастрюля начинает жарить, как только перестаёт варить не совсем актуально, но внимание уделить всё же надо.
Рин выливает яичную смесь, равномерно покрывая куриные кусочки и снова закрывает крышкой. У него есть три-четыре минуты, пока яйца не схватятся, чтобы нашинковать зелёный лук.
Раз. Два. Три. Рис укладывается горкой в секцию коробочки бенто, сверху омлет и посыпать луком. Классический оякодон готов. К нему, в соседнее отделение он положит нарезанные овощи и, немного не по правилам, но Широ всегда любил, пёрышки тонко нарезанного маринованного имбиря.
Ах, да, надо выдать пускающему голодные слюни телохранителю яблочко, потому что до обеда еще далеко, а парень какой-то даже слишком чувствительный. К сожалению, от охраны отбиться так и не получается, в этом сходятся все братья, единогласно подтверждая её необходимость. Хотя бы на уровне статуса и отведения внимания людских органов опеки. Всё же в его ресторан и люди приходят, которые обязательно заметят и спросят, почему маленький ребёнок находится где-то без родителей. В такие моменты Рина, правда, раздражал его внешний вид.
Впрочем молодой мужчина, тихо сидящий в уголке кухни прекрасно справляется с решением юридических вопросов и отведением подозрительного внимания от его персоны, когда рядом нет братьев.
Для Юкио Рин собирается приготовить курочку терияки с кунжутом и рисом. Младшему брату стоит лучше питаться, а то знает он этого трудоголика. Даром, что почти брат, и поесть и поспать забывает! Он как раз начинает замешивать соевый соус с мёдом и томатной пастой, когда снаружи слышится грохот и защитный барьер, возведённый от мелкой нечисти с грохотом рушится. То есть, барьер только называется так "от мелкой нечисти", но поскольку ставил его сам Самаэль, он по идее, способен выдержать и что-посильнее, а значит, там не нечисть…
Рин недовольно хмурится, гасит огонь под кастрюлями и сковородками, и пока телохранитель достаёт пистолет, выглядывает в окно, скептически выгибает бровь. Ну, просто потому, что надо быть очень оригинальным самоубийцей, чтобы сунуться на его территорию.
Барьер трещит, купол начинает осыпаться серым, кладбищенским пеплом, что пеплом, что песком времени, медленно, чужая атака начинает прожигать в нем дыры — сначала поменьше, потом больше, потом еще, а потом со всех сторон слышится звон — срежет и купол искажается, искривляется и разбивается будто зеркальными осколками, которые медленно растворяются и исчезают в воздухе вместе с пеплом.
Телохранитель безуспешно пытается набрать какой-то номер, посматривает наверх, посматривает на Рина, посматривает на двери и на ключи, которые не работают — чужой барьер, не такой мощный, но достаточно сильный сбивает сигнал телефонов и магию ключей, мешая выбраться.
— Юный господин, — зовет его телохранитель, — призывая спрятаться за спину, но сам Рин лишь хмурится, поспешно оглядывается.
Наконец он ныряет вниз — к одному неприметному шкафчику, выкидывает старательно всю забитую в него кухонную утварь, а потом наконец добирается до сейфового замка вмонтированного казалось в стену. Замок поддается с трудом, но он — демон и в конце концов, с трудом, но керамическая плитка ломается и дверца сейфа открывается.
С довольной улыбкой Рин достает меч и призывает телохранителю быть готовым.
— Еще повоюем, — роняет он, смотря на уже непригодные блюда, — все равно раз барьер пал братья скоро будут здесь, чтобы спасти этого самоубийцу.
— Да, молодой господин, — сглатывает телохранитель и снимает предохранитель с пистолета.
Над ними — вертолет. Груда металла и железа в воздухе, и Рин хмурится — неприятная мишень, но он попадет, если очень захочется. Вертолет — огромный, а потом сквозь динамики мегафонов раздается злой, высокий шепот какого-то человека, который кажется ему смутно-знакомым.
— Ты заплатишь, — шипит надрывно человек, — все мои планы, — Рин хмурится, — пошли прахом, — ты, — снова хриплое шипение, — заплатишь.
А потом открывается то, что должно быть багажным отсеком и оттуда начинают падать человеческие тела. Полуразложившиеся, что-то кричащие или просто молчащие, в белых одеждах и с каким-то номерами. Рин снова прислушивается к шипению и наконец улавливает пронзительное, благоговейное "Люцифер-сама" и поджимает губы.
— Гедо, — просто роняет он и ловит непонимающий взгляд телохранителя, но так и не отвечает, — вылез, — не может удержать себя и его глаза загораются чуть ярче.
Ну, что поделать, не любил он этого психа. Заслуженно, никто не мог сказать иного. Однако, надеялся, что если вивисектор, всё-таки нужен брату, тот будет держать его подальше. Как бы не воротило от этого человека с гнилой душой и сердцем, Окумура вынужденно признавал — Михаил Гедуин всё же был гениальным учёным. Вправил бы ему кто мозги, цены бы не было. Но, видимо, не судьба.
И раз он сам явился по его душу, то ли с перепою, то ли ещё по какой-то причине, Рин с чистой совестью его убьёт. Надо только уложиться в десять минут. А то ведь, и правда, придёт Люцифер и заберёт, чтобы наказать самостоятельно.
С грохотом и воем, во двор выкатываются, вываливаются химеры, в прошлой жизни доставившие ему немало трудностей. Мда. Телохранитель с такими вряд ли справится, но хоть внимание отвлечёт. Окумура усмехается и обнажает клинок, вспыхивая пламенем. Сердце радостно бьётся, словно напевая "давай сожжём, давай сожжём!"
"Давай!" — Соглашается Рин, выскакивая из окна.
Десять минут, это по сути, много. А у него так давно не было хоть каких-нибудь противников, с которыми пришлось бы сражаться всерьёз.
Воздух накалился, запел, зазвенел, а потом прогремел взрыв. Волна синего пламени хлынула казалось со всех сторон, трупы загорелись, но ни один не издал вопля боли, помимо обычного невнятного крика о помощи, о которой просила безостановочно неупокоенная душа внутри давно уже таких чужих тел.
Рин посмотрел наверх и увидел как волны огня касаются, с трепетом кончиками дотрагиваются до небольших колес вертолета плавя их. Не приземлится. Отлично.
Рин посмотрел на телохранителя замершего уже за ним и ошарашенно оглядывающего пожарище.
— Не расслабляйся, — снова обронил он и мужчина кивнул, снова возводя курок.
Мальчик вздохнул: привычного и такого спокойного милого Алекса безумно не хватало, сохраняя недюжинное спокойствие и собранность, он умел разряжать обстановку и даже как-то шутить. Сменяющий его сегодня новичок — приставленный охранять Рина впервые терялся, пытался храбриться и явно пока еще не разбирался в обстановки да и с братом и его масштабной силой похоже никогда не работал. А Рин ведь был не слабее.
Внезапно настала звенящая тишина, только где-то там трещало пламя и внезапно Михаил заорал:
— Давай!
И рядом с рестораном приземлилась одна из массивных химер.
Метра четыре в росте, с белоснежной коже и телом из которого торчали лишние руки, ноги, лица, она реально напоминала химеру из слепившихся в одну массу множества людей, одновременно имея вид болезненной опухоли и гиганта-великана. Гореть будет долго.
— Не путайся под ногами. — Бросил он остолбеневшему на мгновение парню. Пули тут не помогут, но… по губам зазмеилась кровожадная улыбка, Гедуин хоть и гений, всё-таки идиот.
Синее пламя обжигает даже Высших демонов, а значит, сгорит и это. Рин срывается вперёд, отсекая одну их множества пяти рук, обращая в пепел обрубок и прижигая рану, чтобы не выросло снова. Маленький, быстрый, лёгкий и вёрткий он играл в догонялки с Иблис и Амаймоном, что может ему эта неповоротливая махина? Да, химера быстрее человека в два или три раза, но какая разница, если он держит удар старшего брата?
— Весело! — Смеётся он, направляя пламя на гибрид чего-то с чем-то, накаченное под завязку эликсирами. — Давай играть!
Да, он демон. Он наслаждается боем. Дракой. Жаром пламени и Пламя наслаждается вместе с ним. Эти сволочи разнесли его ресторан, его придётся теперь ремонтировать! И закрывать на время ремонта! Это отвратительно!
Химера горит, медленно плавится и Рин обращает нечеловеческие глаза на самолет, Гедуин вздрагивает и вопит пилоту убираться — поздно! Пламя вздымается, новые и новые волны, словно девятый вал кружат по разрушенной массивной химерой местности и Рин скалится — ученый уже достал его.
Глаза вспыхивают голубым, вспыхивает и сам зрачок пронзительно-красным, что цветом бездны и свежепролитой крови и мир замирает. Кажется, что это длится вечность-мгновение, а потом оглушающий взрыв не волна, а молния с треском пронзает все на своем пути, дрожит и трескается земля, сгущаются тучи и синий зигзаг сметает и сжигает-прожигает все на своем пути. Рин — или на латыни Люцифер, в некотором смысле такой же светоносный как и его старший брат. Только свет не ослепительно-белый, а приглушающий и уничтожающий, поглощающий все безжалостный голубой.
Вертолет расколот — разломан на две искореженные части и ползет неловко из под его обломков чудом не иначе спасшийся Гедуин.
— Не приближайся, — хрипит-пищит он, — Люцифер, — ученый склоняет голову, — ангел и божество, но ты, — его губы кривятся, — демон.
Рин усмехается.
— Падший ангел, — тоже наклоняет голову он, — павший к нам, демонам.
Михаил начинает отползать, когда во вспышки света наконец появляется старший брат, безразличным взглядом обводя побоище.
— Зря, — роняет он Рину, кладя руку ему на плечо, — утруждался, — заканчивает он, — мог бы просто попросить меня.
Ребенок обиженно хмурится и восклицает:
— Но я хотел сам!
— Ладно, — устало выдыхает Король Света.
И пока следом за ним из наконец открытых дверей выходят его люди, подхватывая под руки вопящего Гедуина, резко наклоняется и перехватывает Рина под живот, словно кошку. Младший брат послушно повисает тряпочкой, ловко пряча Курикару в прыгнувшие в руку ножны.
— Ты в порядке? — Уточняет Люцифер, у потухшего брата.
— Ага! Но он разнёс мой ресторан. Я готовил! — Он мудро не уточняет для кого, потому что в целом, это не имеет ни малейшего смысла. Брат очень трепетно относится к любой его работе на кухне.
А значит, в судьбе психа, можно не сомневаться. Он заслужил.
В небе сверкают тысячи звезд, день обращается ночью, а ночь днем, кажется, что этот необъятный мир действительно бесконечен, кажется, что вселенная рождается и умирает с каждым вздохом, кажется, что каждый поворот планеты вокруг ее оси лишь краткая отсрочка неминуемого, кажется, что каждая солнечная вспышка занимает не десятилетия, а лишь мгновение. Создали ли действительно Короли Демонов мир? Были ли они богами? И что такое мир? Может ли мир быть лишь крошечной планетой Земля, прекрасное творение названное в честь куска грязи с миллионами видов, с миллиардами оттенков каждого цвета со сверканием капелек росы по утрам, со сверканием грозы по вечерам и со сверканием солнечных бликов на облаках днем? Может ли Земля воплощать в себе целую вселенную, может ли остальная часть космоса, может ли усеянная звездами бесконечность быть лишь декорацией, может ли она быть холстом, который еще не дописали, не продумали, или на самом деле за всем этим стоит действительно кто-то могущественный?
Рин смотрит на звездное небо, на темно-синюю гладь, матовую, совсем не блестящую, звезды — точки света, белые пятна на холсте, а они живут в настоящей вселенной.
Старший брат — Самаэль звонко, весело и искренне смеется, когда слышит это, а Люцифер лишь хмурится, клонит голову в сторону, спрашивая откуда он узнал. Рин пожимает плечами и говорит, что не знает.
На самом деле ему любопытно, что же там? Что же находится на изнанке? Что такое Геена? Такой же она шар пепла, вращающийся в белой пустоте, с черными точками-кляксами звезд или же это все иллюзия? Генна это другой план, не изнанка, параллель, к которому ведет сеть дорожек — трещин полотна мироздания.
Все это вызывает жуткую головную боль, поэтому Рин больше не задумывается, Люцифер кладет руку на его макушку, ерошит волосы, и обещает, что он узнает все позже, когда день сменится днем, когда десятилетие подойдет к своему концу и будет его первое столетие, когда оно постепенно перетечет в тысячелетие и всему придет конец.
Брат ласково улыбается и Рин снова смотрит на звезды. Он не может смотреть на развалины ресторана — у него болит сердце, когда он вспоминает об отделанной синим мрамором кухне, о мягких узорах, нарисованных кистью художника на керамической плитки на одной из стен его спальни. Это место было его, принадлежало ему и теперь лежит обломками и руинами позади него. Мальчик неловко сжимает кулачки и поджимает пальцы на ногах, гнев мешается с горечью, он хочет рвануть и уничтожить того, кто разрушил… его место, но с другой стороны, кто он такой? Демон, что привязывается к местам? Временным пристанищам? Глупо.
Чуть прохладная ладонь брата успокаивает и он наконец засыпает, позволяя себе прикрыть глаза, не видеть нарисованных неумелой рукой звезд-клякс, развалин ресторана и братьев. Таких древних, мудрых и оттого страшных, потому что он сам однажды станет одним из них.