2023-07-08 01:36
— Входи, друг мой! — послышалось из глубины гостиной, когда рыжеволосый мастер появился на ее пороге, застыв на мгновение и изучая глазами обстановку. Словно гость пытался понять, что успело измениться в этом доме за те несколько лет, пока Аулендур почти не появлялся здесь — несмотря на то, что Финвэ всегда был рад видеть старого соратника, отношения с большинством его домочадцев у Махтана были прохладными. Кроме Нолофинвэ, понятное дело. Ни Индис со своим младшим сыном и свитой, ни ее отец, часто бывавший в доме правителя Нолдор, не забывали, чьей супругой является дочь Урундиля, и чью сторону в молчаливом перетягивании каната, в роли которого выступал народ Тириона, занял он сам. А потому — короля мастер видел не так часто. Разве что на праздниках или собраниях, где правитель города договаривался с ремесленниками Нолдор о том или ином деле. Да и то — со времени открытия Гимнасия, по сути, собравшего под началом Аулендуров (а если говорить совсем прямо — то под рукой Феанаро) всех лучших кузнецов, каменщиков и иных специалистов Нолдор, куда чаще король обсуждал все важные дела со своим первенцем. А тот уже, в свою очередь, беседовал с искусниками.
С одной стороны могло показаться, что практически ничего не поменялось. Дом Финвэ все еще оставался тем местом, где годы подряд собирались ветераны Похода в Аман, вспоминая былое и обсуждая дела. Все те же высокие, любовно сложенные каменщиками стены, свечи в высоких канделябрах, рассеянный свет Древ, пробивавшийся через окна. Все тот же гончарный круг и искусно расписанная посуда, которой король занимался в свободное от государственных дел время — как настоящий Нолдо, Финвэ по-настоящему любил работать руками — и еще больше любил дарить плоды своих трудов друзьям.
Но чем больше Аулендур всматривался — тем больше различий с былым находил. Начиная с цветов — былую синюю с серебром гамму то тут, то там разбавили белое с золотом. В росписи стен, украшениях и лепнине на стенах. Да даже живые ползучие цветы, что украшали рамы окон, теперь были ярко-желтыми.
К старой обстановке гостиной тоже присоединилось много нового. К примеру — мебель. Нынешнюю изготавливали куда более искусно, чем прошлую — ровно как и ткани, покрывавшие стулья и кресла. Явно чувствовалось мастерство искусников народа Тириона, что отнюдь не стояло на месте в эти годы, но лишь приумножалось — на зависть другим эльдар.
Поменялись витражи на окнах и под потолком. Если раньше кусочками разноцветного стекла на двух самых больших из проемов были с заботой выложены сюжеты времен Похода, то теперь там красовались изображения Айнур. Манвэ и Варды в первую очередь, разумеется. Впрочем, Ауле место тоже нашлось.
Однако… изменения покоев меркли на фоне того, что стало с их хозяином.
Нет, разумеется, лоб короля Нолдор не исказили морщины, а изморозь седины не тронула иссиня-черные волосы, в точности унаследованные его сыном. Все такими же легкими и удобными отличными от длинных мантий Ваниар в которых обитатели Валимара становились неповоротливыми, были его синие с серебром одежды. Все такой же упругой осталась походка, а уверенными и властными движения рук — Финвэ не переставал ни испытывать себя в силе, занимаясь физическим трудом, ни упражняться с копьем на охоте. Все такими же чуткими, способными отыскать в создаваемом чайнике или чаше малейшую трещинку — пальцы, что сжали плечи подошедшего гостя.
Но взгляд, выражение лица, голос? Сейчас перед Махтаном стоял совершенно иной эльда. Отличный даже от того, каким кузнец видел его на публике совсем недавно.
Урундиль помнил так, словно это было вчера, горящий взгляд молодого короля, что вопреки всем преградам, вел свой народ к лучшей жизни. Через мрак, холод и смерть, навстречу открывшемуся им свету Древ. Того, кто славно бился с оставшимися после Падшего отродьями, населявшими Эндорэ — и ободрял отстающих. Многие из эльдар, кто выбился из сил не мог идти дальше, стоило Финвэ немного побеседовать с ними, словно наполнялись новыми силами, и, несмотря на усталость, возвращались к мысли идти дальше. Тогда будущий Аулендур подозревал — если бы Валар не помогли тогда своим будущим подданным, создав Тол Эрессеа для переправки Эльдар в Валинор — Нолдор без колебаний пошли бы за Финвэ и через Хэлкараксэ, как собирались изначально. По счастью, обошлось.
В памяти Махтана отлично сохранился и другой Перворожденный, под предводительством которого возводились мраморные стены сияющего Тириона. Уверенный и разумный лидер, что разрешал споры и работал наравне со всеми над их общей мечтой — общей тогда еще даже с Ваниар.
Пламенноволосый нолдо с улыбкой мог вспомнить и то, с какой гордостью Финвэ смотрел на каждый шаг своего первенца. Начиная с того времени, когда он только-только постигал первые азы в кузнечном искусстве, двумя ладошками держа в руках тогда еще деревянную киянку и сосредоточенно смотря золотистыми глазами. И заканчивая свадьбой, на которой возмужавший, успевший прославиться, как один из величайших учеников Ауле Куруфинвэ брал в жены их, Махтана и его супруги, дочурку.
И даже в последние годы, когда между отцом и сыном чем дальше, тем больше копилось противоречий, а зачастую и откровенных споров — Феанаро иногда делился подобным с бывшим наставником. — Финвэ был не таким, как сейчас. Уверенным, готовым до конца защищать свою точку зрения и то, каким король видел будущее своего народа.
Но сейчас… Единственное что выражали взгляд и голос короля — были вселенская усталость. То ли от ответственности, что монолитной скалой давила сейчас на его плечи, то ли от постоянной борьбы — которую он, Финвэ, похоже, проигрывал. А что делать — нолдо уже не знал.
Во всяком случае, об этом говорили тихий, полной сдерживаемой боли голос, из которого словно выпили былые силы, и серые глаза, в которых словно потухло пламя.
— Я рад, что ты пришел, Урундиль, — Финвэ улыбнулся, сжимая плечо друга. И у него это даже получилось сделать тепло. — Пойдем на улицу, в беседку. Не хочу сейчас сидеть внутри стен. Душно мне здесь… Душно. Дни выдались жаркими. Во всех смыслах.
Махтан ответил встречной улыбкой и кивком. Однако серые глаза кузнеца внимательно следили за идеально выпрямленной спиной правителя. Финвэ явно словно подкосило что-то. Он не был таким еще несколько дней назад! Или же напротив? Упала последняя соломинка, переломившая спину жеребцу, и правитель уже не считал нужным этого скрывать?
Дни выдались жаркими во всех смыслах… У мастера было несколько догадок, что именно король имеет в виду. Один, как метко выразилась Нерданель, поросенок, решивший расплатиться по старым обидам, постарался. Ведомый хитрым драконом, чьи цели устраивать подобное пока что не были понятны самому кузнецу. Но вот то, что цели эти точно были, и они явно не сводились к простому удовлетворению мести Лаурэфиндэ, или желанию еще больше поддразнить Ваниар — в этом рыжий был уверен. С Феанаро по другому — не бывает.
Однако пока что Аулендур предпочел промолчать, следуя за повелителем Тириона на свежий воздух. В просторную, увитую виноградным плющом беседку, посреди которой находился открытый очаг, на котором завсегдатаи этого дома нередко поджаривали оленину и другую добытую на охоте дичь.
Пары ударов кремнем, сопровожденных словом силы, хватило, чтобы зажечь уже давно сложенный сухой хворост — Финвэ явно готовился к приходу гостя. Позволив огню разгореться и подкинув в очаг дров, эльда вопросительно посмотрел на устроившегося в кресле напротив Урундиля.
— Поджарим кроликов? Помнится, у меня всегда хорошо получалось их готовить.
— Конечно, сейчас помогу.
Некоторое время спустя беседка наполнилась ароматом жареного мяса, кубки — легким и мягким вином, а в голосах проснулось веселье. Финвэ словно забыл на какое-то время о том, что гложило его, с удовольствием вспоминая разные случаи времен похода.
— Помнишь наш с тобой первый бой? — черноволосый нолдо активно жестикулировал рукой. Второй он ворошил угли в очаге, над которым истекала соком крольчатина. — То было, когда мы вышли на берег Великой Реки, рассекавшей восточное Эндорэ пополам.
— Как такое забыть, — фыркнул Аулендур, чуть отпивая из своего кубка. — Мы с небольшим отрядом тогда шли дозором — а ватага орков прижала нас к берегу реки. Либо купайся, либо отбивайся. Тогда мы впервые увидели этих тварей.
— Но мы купаться не стали, — вернул ехидную усмешку правитель. — Ты, я, еще десяток солдат. Мы тогда встали плечо к плечу, щит к щиту. И начали отгонять эту заразу копьями. Они тогда не ожидали такого отпора. Лезли, как остервенелые. Не особо щадя даже собственные жизни, не то, что наши. И их мерзкие рожи — прямо перед нами.
— Мы задали им тогда жару. Несмотря на то, что опыта не имели, — слегка потыкав мясо, Урундиль поднял с огня мелко порубленное и нанизанное на палочки мясо, переместив так и просящееся на зубы, тающее во рту лакомство на тарелку.
— Врать не буду — учиться пришлось быстро, — кивнул Финвэ, осушая собственный кубок. — Ты помнишь, Махтан? Своего первого орка, которого ты убил?
Рыжеволосый нолдо нахмурился, перебирая воспоминания. После чего, улыбнувшись, кивнул.
— Как не помнить. Я стоял тогда по левую руку от тебя — и эта образина поднырнула под твое копье, пытаясь достать уже своим. Если бы успела — тебе бы пронзили плечо. Но в этот момент ударил я — прямо в мерзкий желтый глаз навыкате. Мелькорово отродье рухнуло, как подкошенный.
— Это когда они только напали, и мы едва успели сбиться вместе? — припомнил Владыка Нолдор. — Достойный удар был. А вот мне, если помнишь, повезло меньше. Та тварь, что выскочила на меня очень долго не желала умирать. И очень сильно хотела отправить меня в Мандос. Мое копье уже пронзило орку грудь, но он словно этого не замечал! — Финвэ подобрался, обрисовывая картину руками, словно не рассказывал о бое, а находился там прямо сейчас. — Помнишь, Урундиль? Он держал в когтистых пальцах свой топор, занеся его над головой. Наконечник копья уже торчал у него из спины. А он сам нанизывался дальше — лишь бы достать до меня. Даже зубами тянулся!
— Еще троим пришлось пронзить его, прежде, чем он затих. А тебе все это время приходилось отражать удары топора щитом. От него — и еще нескольких орков. Валар, ты был силен тогда!
— Эй, полегче. Что значит «был» и «тогда»? Я и сейчас с копьем выйду против любого из Нолдор — и одержу победу, — в шутливом возмущении поднял брови король. — Ну, кроме Феанаро разве что. Мой первенец дерется, словно разъяренный барлог в дни осады Утумно.
Эльда разом помрачнел. Взгляд вновь потускнел — усталость в серых глазах накатила подобно тому, как прилив накатывает на песчаные пляжи близ Альквалондэ. А догадка Аулендура потихоньку начала перерастать в уверенность — слишком сильно изменился внешний облик и ощущение внутреннего состояния старого друга, едва стоило разговору зайти о молодом принце.
— А ведь мы все-таки дошли, друг мой. Вопреки всем тем ужасам, тем мерзким, отвратительным тварям, что остались в Арде после Битвы Сил. Мы дошли. Ты, я — все наши храбрецы, что с боем пробивались к берегам Амана. Мы подарили нашему народу будущее в свете Великих Древ — в краю, где оружие носить уже не надо. Для развлечения и охоты, разве что. Мы подарили им мир, процветание, покой — и возможность творить и учиться, не оглядываясь на опасности, не рискуя жизнью, — Финвэ зло ударил кубком по столу, после чего решительно поднял палочку с крольчатиной. — А теперь тот, кем я так гордился, когда он начал раскрывать свои таланты, тот, кто вырос в Благословенном краю, ни разу не столкнувшись с ужасами, которые мы познали там, тот, кто получил возможность учиться и заниматься любимым делом, потому, что мы когда-то добрались до Валинора, — нолдо скрипнул зубами, прежде чем вцепиться ими в мясо. Откусив кусок и прожевав, он продолжил. — Мой сын, моя гордость и надежда, мой наследник — просто пытается разрушить все, за что мы боролись! Мало того, что горит безумными идеями — хотя видят Валар, я еще давно, пытался с ним поговорить. Он и наш народ пытается туда утащить! Вопреки нашим договоренностям, между прочим.
Отложив крольчатину и вытерев руки, эльда подпер голову рукой, положив изгиб локтя на стол, имея при этом вид совершенно удрученный и разбитый. Махтан поневоле отвел взгляд.
Финвэ излагал его собственные сомнения, практически его же, Аулендура, словами. Те самые сомнения, что даже прямая воля Ауле не смогла перебороть, и понадобилось увидеть причины действий ученика, сопоставить факты — вроде похождения Наватара в Чертоги Мандоса — чтобы понять и принять мотивы Феанаро, сказать «Да, ты прав, я с тобой».
Да и то. То, что мастер холодно осознавал необходимость действий принца и был готов ему помочь, не означало, что сама ситуация Махтану нравилась. В этом он короля отлично понимал.
Пока что было неясно лишь одно. Почему отец Куруфинвэ завел разговор со старым другом именно сейчас? Он ведь не мог не видеть, к чему все идет. Более того, на противостояние Феанаро и Ингвэ он сам добро дал. Что же случилось? Разъяренный после визита Лаурэфиндэ Ингвэ стал последней каплей, переполнившей чашу усталости, или же за этим скрывается еще что-то?
А Финвэ, между тем, продолжал, явно изливая то, что копилось уже давно. Он говорил, сцепив руки в замок и положив лоб на костяшки пальцев — и не мог остановиться.
— Знаешь… после того состязания певцов, когда он впервые выступил, весь в черно-красном, с огнем в глазах и боевой песней на устах, против мастеров песни Ваниар, и жители Тириона увидели в Феанаро своего героя, того, кто выступил в этом споре не в качестве судьи над состязанием, но как защитник их стороны… я сделал ошибку. Тогда, после окончания праздника и во время разговора с сыном, я решил, что его горячность, умение говорить с народом, способность зажигать пламя в сердцах — может быть отличным противовесом Ингвэ и его влиянию на Нолдор. Мне, как и тебе, и многим другим из ветеранов Похода, не слишком нравились претензии Манвэ на господство над нами. Пусть Ингвэ и уверял, что собирается проводить такое единение максимально мягко, и интересы Нолдор никто бы не ущемил. Вмешательство Феанаро позволило бы мне остаться остаться беспристрастным, и, пока сын и отец супруги привлекли бы к себе наиболее радикально настроенных — король смог бы возглавить самую большую, умеренную часть, не примыкавшую ни к одной, ни к другой стороне. Да и в семье равновесие удалось бы сохранить. Удержать ее от раскола.
— Ты сильно недооценил своего сына, — покачал головой Урундиль.
А если быть совсем откровенно, то недооценили Куруфинвэ все. Начиная с собственного отца, своих наставников — и заканчивая Владыкой Ингвэ, что начал видеть в принце достойного противника для своих планов лишь со временем.
— Это, орк меня побери, мягко сказано! — проворчал правитель Нолдор. — И прежде всего — его способность завоевывать сердца. Рассчитывал, что полностью за ним пойдет лишь малая часть, те из Нолдор, кто будут наиболее недовольны. Ха! И что в итоге? Половина Тириона готова его на руках носить. Но даже не это самое страшное. Мой сын не оставляет возможности для умеренности. Своими действиями он противопоставляет две точки зрения так, что каждый из нолдо рано или поздно будет вынужден выбирать, с кем он. Чем дальше — тем больше кидая дрова в пламя неприязни между двумя знаменами. Хотя видят Валар — Ингвэ пытался достичь какого-то компромисса.
Эльда глубоко вздохнул, потянувшись за кувшином с вином.
— Но все это — лишь по беды. И ты это прекрасно знаешь, друг мой. Знаешь… и даже потворствуешь. Верно? Не можешь не знать. Не можешь не замечать. Когда я давал Феанаро разрешение на противостояние Ваниар — там было одно важное условие. Любые призывы к исходу из Валинора и походу в Эндорэ — под запретом.
— Насколько я знаю, он и не призывает, — мягко возразил Урундиль, чувствуя, как его душа разрывается надвое между согласием с другом, желанием ему помочь — и привязанностью к ученику и страшной причиной, что побуждало Куруфинвэ творить то, что он делал.
— Разумеется, не призывает, — сарказмом в голосе короля можно было резать. — Но это не мешает вам активно заниматься подготовкой к нему, верно? Например, эта арена и массовое обучение Нолдор владению оружием. Причем не просто для охоты там, или ради забавы. Нет, я знаю, друг мой, вы Феанаро вполне учите их и строевому бою. Да и оружие, созданное моим сыном, уже для охоты точно не предназначено. А попытка обучить Нолдор мореходству? А создание Гимнасия, что само по себе — прекрасная идея, но используется Куруфинвэ именно для обучения достаточного количества преданных ему Эльдар? Нет, Урундиль. К моему глубокому сожалению — мой сын прекрасно умеет выполнять обещание по форме своей, но прямо нарушать их — по сути.
В дымчато-серых глазах брюнета плескалась боль.
— Одного я не пойму. Как ты и Ауле могут поддерживать это. Как дошло до того, что если я хочу спасти мой народ от безумных идей сына, оставить их в Амане — мне, быть может, придется предать того, кто был нашим покровителем и учителем столько лет?
Махтан молча отвел взгляд.
На мгновение у мастера не стало желание более сильного, чем рассказать всю правду своему другу и королю. Показать то, что видел он, и вероятнее всего — видел Ауле. Объяснить действия своего ученика, убрать из глаз Финвэ эту усталость пополам с раздражением. Показать отцу, что сын не из своих личных амбиций или тяги к приключениям делает то, что делает, но из желания защитить их народ, что сын отца достоин!
Однако несмотря на жгучее желание помочь, пополам с угрызениями совести, рыжеволосый кузнец промолчал.
Сделает Урундиль подобное — и разом предаст доверие и Феанаро, и Ауле, что не желали пока что рассказывать о своих планах никому, кроме ближнего круга. Особенно — когда от Финвэ этот разговор перейдет к Ингвэ и Манвэ (а учитывая Индис — это произойдет обязательно) В один миг — он учителя, ученика, и дочь, что не оставит своего мужа. Не говоря уже о внуках. Такую цену — Аулендур платить был не готов.
А кроме того…
Махтан все же нашел в себе силы посмотреть на короля вновь. Со спокойным сочувствием — но без сомнений и колебаний, что он сейчас задавил в себе окованным железом сапогом — хотя бы на время.
Финвэ был прекрасным королем — той поры, когда жизнь и проблемы Нолдор были простыми и понятными. Как выжить, как добраться до Амана, как обустроиться там. Доблестный воин, вдохновляющий Эльдар на Поход, и справедливый правитель, что умел примирить спорящих друг с другом подданных, подобрать решение, что устраивало бы их обоих. Умел наладить мирную жизнь и решить проблемы, постоянно возникающие что здесь, что там. Как очень метко шутил на эту тему Феанаро, «быть королем Нолдор — это постоянно знать, где и в каком месте что-то лежит, и сколько еще осталось в запасе».
Но когда пришло время проблем более тонких, когда простые способы «давайте подберем компромисс и договоримся» или «пусть сын и Ингвэ спорят, а я соберу под свое крыло всех умеренных» перестали работать — друг начал допускать ошибку за ошибкой. И увы — во многом, в текущей ситуации он сам был виной тому, что происходило. Не потому, что был плохим королем изначально. Потому что столкнулся с проблемами, что были за пределами его понимания. Финвэ не мог и не желал плести кружева интриг, узоры которых ткали друг вокруг друга Ингвэ и Феанаро.
И к сожалению, напрасно король думал, что дело лишь в недооценке собственного сына, в том, что Куруфинвэ умеет завоевывать любовь и уважение жителей Тириона не хуже, чем его родитель. Сейчас Махтан понимал это как никогда раньше. Нет, Финвэ и Феанаро мыслили в совершенно разных категориях. Его друг правил так, как правил десятки древесных лет до этого. Народ живет вольно, так, как пожелает нужным. Лишь бы не ссорился друг с другом и не нарушал определенных правил. В остальном же, за исключением важных вопросов, которые полагалось решать вместе — каждый может жить так, как ему больше нравится. Правитель нужен народу лишь в спорных ситуациях, или тогда, когда нужно правильно организовать общее дело.
Уж не знал Урундиль, откуда это было в его ученике, но Феанаро, как будущий правитель, был слеплен совершенно из иного теста. Принц не желал никуда не лезть сверх необходимого. Напротив, и это отлично было видно на примере Гимнасия — Куруфинвэ словно пытался организовать Нолдор в единый и четкий механизм, где жителям Тириона приходилось постоянно работать сообща — куда больше, чем раньше. Как сам он однажды сказал, «Я превращаю народ в королевство».
Во главе которого, понятное дело, будет стоять сам принц. Будущий король.
В другое время — Аулендур счел бы это излишним. Нолдор и без подобной организации прекрасно жили. И уж тем более — без излишнего возвышения королевской власти, когда усилия столь многих оказывались подчинены воле одного единственного эльда, что скрепляла и направляла их туда, куда ему было угодно.
Но учитывая увиденные им кошмары, в правду которых верил не только ученик, но и Владыка Земной Тверди (а иначе зачем Ауле поддерживать это?) И, вероятнее всего, хозяин Чертогов Ожидания, узревший нити судеб?
Именно такой Владыка был необходим Нолдор, чтобы выжить. Твердый, как скала и гибкий, словно хлыст. Способный направить силы всего народа — и, в то же время, на равных боровшийся с Ингвэ, что из трех королей Эльдар не знал равных в тонких аспектах правления.
«Ох, друг мой. Прости меня за эти мысли. Ты не виноват в том, что происходит — но лучше было бы для всех, если бы ты сошел с трона сам, уступив его своему первенцу».
Вслух, впрочем, Урундиль сказал иное.
— Хотел бы я рассказать тебе все. Но не могу. Скажу лишь, что у твоего сына и Владыки Земной Тверди есть причины поступать именно так. И они оба — заботятся о благе нашего народа. Поступки Феанаро не продиктованы тщеславием или глупостью.
— Вот как, — лицо Финвэ исказила грустная усмешка. А серые глаза потухли окончательно. — Не можешь сказать. Что ж… Да будет так. Ты сделал выбор, друг мой. Иди… ступай с миром. Я не держу на тебя зла. Понимаю. Дочь есть дочь. Но ступай.
Уходя от беседки, где догорали угли, Аулендур держал руки крепко сцепенными за спиной. Понимая, что, видимо, это последний раз, когда старые друзья сидели в этой беседке, вспоминая былое. А он сам сделал выбор. Снова — как тогда, после переживания памяти Феанаро. И ему, Урундилю, с этим выбором жить.
К крольчатине он так и не притронулся.
— Я понимаю ваше возможное негодование, друзья. Однако поверьте мне. Все, чего я желаю — это заботы о нашем народе, — погасив нарастающий ропот толпы Нолдор, Финвэ продолжил. — Обещаю всем ученикам! Как только мы убедимся в том, что ваши изобретения безопасны — они смогут получить повсеместное распространение в Тирионе, которого вы так желаете…
Малекит, в задумчивости щуря золотые глаза и скрестив руки на груди, смотрел на упражнявшегося в красноречии «отца», стоявшего посреди площадки оратора на форуме. Что характерно, младшая половина души молчала, а не фонтанировала эмоциями, как обычно. Взрослеет, что ли? Видимо, тоже обдумывала случившееся.
Уже одно то, что Финвэ попросил собраться всех именно на форуме, что изначально предназначался не только для состязаний певцов, но и для важных объявлений и дискуссий, заставляло насторожиться. Особенно в тот момент, когда он вошел — в сопровождении Ингвэ и Олорина.
То же, что произошло дальше… ну, это можно было обозначить одной единственной фразой. В конфликте между сторонниками Исхода и сторонниками интеграции Нолдор в общество Ваниар Финвэ сделал свой выбор. И выбор этот был отнюдь не в пользу тех, кто желал сохранить жителей Триона сильным и самостоятельным народом с последующим заделом под основание Империи.
На самом деле — ожидаемо. Король Чародей никогда всерьез не надеялся, что уже пустивший в свою постель золотоволосую наложницу и наживший с ней такого же золотоволосого ублюдка (В отличие от Нолофинвэ, из которого, похоже, все-таки выйдет воспитать как следует), в конечном итоге, выберет его сторону. Слишком уж разными были взгляды отца и сына на будущее Нолдор. Единственная неожиданность — насколько рано подобное произошло.
Друкай чуть склонил голову, наблюдая за тем, как Верховный Король Эльдар прячет улыбку, а Майа из свиты Хозяина Ветров одобрительно кивает на распоряжение Финвэ.
К чему, в сухом остатке, призывал король? К установке контроля за состязанием изобретений, которое объявил его сын. После того, как работы учеников будут доведены до ума, а старшие наставники Гимнасия выберут победителей, за пределы учебных проектов выйдут лишь те находки, что будут одобрены лично королем и еще группой уважаемых в Тирионе Нолдор — но не из числа преподавателей Гимнасия, чтобы было честно.
Официально — ради проверки безопасности, чтобы непроверенные придумки не причинили вреда добрым жителям города.
Фактически — Финвэ (и Ингвэ, куда же без него) устанавливали контроль за тем, что из изобретений получит широкое распространение, а что — нет. И разумеется, это было первым шагом к контролю над местом знаний, ученики которого после выпуска могли оказаться слишком преданными одному конкретному принцу, куда больше, чем королю.
Былой повелитель Тьмы, встретившись взглядом со своим противником, кивнул, отдавая должное совершенному ходу. Ингвэ чуть выгнул бровь, однако, все еще стараясь не улыбаться, вернул кивок.
Как он уже говорил Лаурэфиндэ, повелителя Ваниар не стоило недооценивать. Ни в коей мере. Так, в итоге, и вышло — слуги Манвэ довольно изящно вышли из положения, когда ответить и наступить на хвост излишне наглому противнику было необходимо, но давать тому козыри в руки очень сильно не хотелось.
Введи Олорин подобные проверки сам, и начни он запрещать одну работу за другой, выделяя лишь своих любимчиков — и у Малекита было бы полное право сказать «А кто вы, собственно, такой, чтобы что то запрещать свободным Эльдар?». А через раз другой — просто выдавить ветреного из собственной академии. Но когда подобные проверки вводит Финвэ…
Нет. Здесь уже в уязвимом положении оказывался сам Король Чародей. Бунтовать против отца в открытую, заявив о собственном неподчинении, он не мог. По крайней мере пока — Нолдор все еще любили своего короля, и открытый бунт не поймут. Даже если удастся отколоть часть эльфов, друкай оказался бы в меньшинстве. Даже уязвленные запретами, слишком многие из Нолдор и не помыслили бы о том, чтобы заявить, что не подчиняются решению короля, которого сами же и избрали на трон.
Впрочем, следовало выжидать нужного случая, когда авторитет Финвэ пошатнется достаточно, чтобы можно было выступить против отца уже в роли защитника народа.
Подобно тому, как когда-то Малекит первым преклонил колено, присягнув Бел Шанару, и поздравил того с избранием в качестве Короля Феникса — когда правитель Нолдор закончил речь, его сын первым вышел из толпы, поклонившись и, как основатель Гимнасия, выразив согласие с подобной предварительной оценкой творений учеников.
С одной лишь разницей. Если тогда будущий Король Чародей преклонил колено искренне, как ему тогда казалось, поставив интересы страны выше личных амбиций — то теперь он подобной ошибки не допускал.
Потому что слабый правитель — это медленная смерть подчиненного ему народа.
— Как же так? — спрашивал один.
— И что нам теперь делать? — вопрошал второй.
— Все зря? Если наша работа не пройдет проверку — то все, зря делали? — роптал третий. — Тогда зачем это вообще?
— Не думаю, что король будет судить несправедливо. Все, чего он хочет — это безопасность…
— Да? Именно поэтому в числе тех, кто будет судить, еще и его супруга из числа Ваниар? Кто еще там будет? Олорин?
— Хорошо. Что ты предлагаешь? Неужели из-за наших мечт мы пойдем против того, кто уже столько лет заботится о благе Нолдор?
— Тихо, — глубокий, густой, наполненный властью голос заставил бурно обсуждавших проблему подмастерьев замолкнуть.
Второе за этот день собрание проходило уже в стенах Гимнасия, в куда более узком кругу. Лишь галдевшие еще несколько мгновений назад ученики, преподаватели из числа полностью лояльных Королю Чародею, Лаурэфиндэ и Нерданель. И разумеется, призвавшего к порядку друкая.
Ровной, чеканной походкой пройдя сквозь расступавшиеся ряды учеников, как нож сквозь масло, основатель Гимнасия занял свое место на ступенях.
Малекит был спокоен. Да, противники вновь показали себя отнюдь не идиотами, сделав собственный ход. Но в сущности — он своего добился. Да, против уважаемого в народе короля молодые умы будут накапливать обиду куда дольше, чем против залетевшего Майа из вражеского стана. Да, на данный момент — действия былого хозяина Башни Холода по радикальной защите своих будущих подданных ограничены.
Но свою первоначальную задумку колдун исполнил, пусть и с оговорками. Недовольство будет копиться. А он — покажет им решение проблемы.
— Ученики. Я прекрасно понимаю ваши чувства, — Малекит прошелся по ступеням. — Поверьте мне. Тому, благодаря кому вы и собрались под этими стенами, постигая мастерство и получая знания. Для меня это было такой же неожиданностью, как и для вас. Однако я уверен — мой ата не желает ничего, кроме блага Нолдор. Именно поэтому я и поддержал его предложение. Пусть и не согласен с теми, кого он на эту роль предложил…
Важное уточнение. Никаких открытых движений против отца. Никаких намеков в его адрес. Это время еще придет. А пока что — следовало показать, что сын поддерживает короля. Пусть и не совсем согласен с его действиями.
Властным движением руки заставив вновь начавшийся подниматься шум затихнуть, Король Чародей продолжил.
— Я так же прекрасно понимаю ваши опасения о том, что многие из ваших изобретений незаслуженно запретят. Не могу сказать, что эти опасения небезосновательны…
А вернее будет сказать, что Чародей был практически уверен — Финвэ пошлет к демонам все, что могло работать на будущее превращение Нолдор в военную машину. Не говоря уже об Исходе.
— Но. Но! — темный эльф чуть повысил голос. — Даю вам слово. Я буду защищать каждое доведенное до одобрения старшими наставниками творение. Вне зависимости от того, будете корректировать его со мной, или же нет. Во время проверки я буду стоять рядом с вами — и отстаивать плоды ваших рук и разумов!
Ученики зашумели, на этот раз одобрительно. Друкай мысленно усмехнулся, вновь прося тишины.
— А если и это не поможет… есть еще один вариант.
— Какой же? — послышалось из толпы. Тоненькая русоволосая девчонка с блеснувшим на руке платиновым браслетом подала голос. Кажется, принц уже видел ее в прошлый раз. На объявлении начала состязания.
— Если наш король считает, что некоторые изобретения опасны для жителей Тириона, — Малекит позволил себе легкую улыбку. — Кто мешает использовать их там, где мы никому не сможем навредить? Например — на Тол Эрессеа. Через несколько дней я жду всех, способных работать с камнем и желающих создать маленькое убежище для наших задумок около своего дома. Мы не будем противоречить приказам моего отца. Не будем подвергать опасностей жителей нашего славного города. Но мы создадим город, где использование их будет безопасно для всех, и куда мы периодически сможем отправляться, чтобы работать с ними и улучшать их — пока они не станут безопасными для всех. Город мастеров, исследователей и первооткрываетелей. И кто знает, возможно, именно этот город даст миру гениев грядущей эпохи?