• Boosty Shared
• Kass2010

• шехерезиада в хогвартсе
• другое детство гарри
• неудавшаяся игра дамблдора
• восточные традиции

— …Н-н-не знаю, п-почему вы ре-ре-решили в-встретиться именно здесь, С-С-Северус?

— О, я просто подумал, что это очень личный разговор, — произнес Снейп ледяным тоном. — Ведь никто, кроме нас, не должен слышать нашу беседу, это совсем ни к чему…

— …Ч-ч-то за л-личный р-раз-г-говор? Ч-ч-то у нас м-может б-быть с-с в-вами лич-ч-чного, С-С-Северус?

— О, дорогой Квиринус, вы так уж уверены в этом? Я сомневаюсь. Ведь столько всего общего найти, когда проводишь достаточно времени вместе. Вы ничем не хотите со мной поделиться? Рассказать о себе, о прошлом, о своих маленьких секретах? — проговорил Снейп, таким тоном и с таким выражением лица, что стал сильно смахивать на театрального злодея, с каждым вопросом делая по одному шагу в сторону Квиррелла, в результате чего он подошел к нему почти вплотную. В носу у зельевара засвербело от сильного запаха чеснока, и он едва удержался, чтобы не чихнуть и не сбить нужный ему настрой мизансцены.

— Я н-не з-знаю, о ч-чем т-т-таком вы х-хот-тите по-по-г-говор-р-рить, н-но м-может б-быть л-луч-чше от-тложж-жить это на д-друг-гой р-раз? М-м-не нужж-жно в-в-вернуться к с-с-воим об-бязанност-тям.

— Не хотите поговорить о том, чем вас так интересует, то, что находится за дверью в правой части коридора на третьем этаже? Хотите сами пройти испытания, подготовленные для учеников? — иронично усмехнулся Северус.

— …Н-н-ни ч-чего м-м-мне т-там не нуж-ж-но, н-ни ч-чего я не знаю, — выпалил Квиринус.

Заикание профессора ЗоТИ, казалось, усилилось, на его лице отразился ужас, но при этом он выглядел комично: на его тюрбане лежала снеговая шапка, хоть снег сейчас и не шел. Возможно, он врезался в одно из деревьев на опушке и его слегка завалило. Подселенец явно не собирался идти на контакт с Снейпом, и, видимо, дал Квиреллу указания избегать общения с ним. Квиринус, неожиданно для Северуса, резко развернулся и бросился, почти не глядя, бежать в сторону замка, и по этой причине снова столкнувшись с деревом, которое почти превратило его в снеговик, стряхнув с ветвей все снежные запасы. Это Квиррелла не остановило, и весь облепленный снегом он поспешил прочь.

Зельевару показалось, что в момент удара о дерево он расслышал змеиное шипение, но с уверенностью утверждать, что это было так, он не мог.

Профессор ЗоТИ вбежал в замок с таким видом, как будто за ним гналась разъяренная мантикора. Он даже не стряхнул снег с тюрбана и мантии, который тут же начал таять в тепле, и с затейливого головного убора Квиррелла вниз потекли тоненькие ручейки. Встреченный им за дверями Аргус Филч, укоризненно покачал головой, глядя на разводы воды, оставляемые профессором на вымощенном каменными плитами полу.

---

За полгода, проведенных в Хогвартсе, Джастин привык ко многому, но вот волшебные портреты, развешанные по всему замку, продолжали его пугать. Не все, конечно, и среди них были безобидные и незлобивые, но встречались и такие, мимо которых лишний раз идти не хотелось. Один из таких портретов висел в сумрачном коридоре слизеринских подземелий, что вёл к классу Зельеварения, и миновать его было невозможно.

На этом портрете был изображен волшебник со страшным лицом, каким-то безумным взглядом. На его голове была значительная лысина сверху, которую окружали длинные, но тощие пряди сохранившихся седых волос. Его одежда напоминала лохмотья, но у потрепанной мантии был, при этом, меховой воротник. У мага в руках была палочка, которую он со злой гримасой наводил на тех, кто ему не нравился, из проходящих мимо учеников. Делал он это молча, хотя ходили слухи, что голоса его лишил профессор Снейп, которому надоело приводить в чувство испуганных девиц, падающих в обморок от зловещих звуков, что издавал в темном коридоре этот нарисованный старик.

Когда Джастин и Эрни шли быстрым шагом с остальными барсуками наверх, спеша добраться до кабинета Чар, неровный свет факела, висящего на стене, неожиданной вспышкой высветил злобное лицо этого волшебника, в который раз, посылающего немые проклятия в мальчиков.

— И что он всё время бросается на учеников, — пробормотал Финч-Флетчли.

— Это же тёмный колдун Разидиан. Он погиб, собираясь покарать юного мага Иллиуса, спасшего деву и свою деревню от его гнева. Возможно, кто-то из нас напоминает его, а, быть может, еще что-то, — пожал плечами Макмиллан.

— Расскажи, что это за история!

Идти им было еще не менее десяти минут, потому Эрни охотно согласился пересказать легенду, которую знали все дети-маги, потому, что её часто рассказывали матери вместо сказки.

— Было это давно. На одной из вершин Грампиа́нских гор стоял черный замок, который охраняли дементоры, страшные летающие существа, питающиеся человеческими, преимущественно светлыми, эмоциями, которые могли выпить и душу через рот. Маги называли это поцелуй дементора.

По спине Джастина пробежал холодок, несмотря на то, что они уже вышли из подземелий. Он представил себе процесс высасывания души и порадовался, что не спросил рассказать эту историю перед сном.

— В том замке жил темный колдун Разидиан. Рядом, в небольшой горной деревушке жил-был мальчик-сирота, по имени Иллиус. Волшебники, что там жили, все умели заклинанием вызывать своих Патронусов, магических сущностей, защитников, в виде разных зверей и птиц, что отпугивали страшных чудищ. Это умение передавалось от старшего поколения младшему. Оно требовало много магических сил, поэтому ему обучали только тех, что уже достиг семнадцатилетия. Когда Иллиус достиг положенного возраста, старейшины деревни по традиции также начали обучать и его. Сирота вырос застенчивым и малоразговорчивым юношей, поэтому никто не удивился тому, что его Патронус принял облик мыши. Другие парни посмеялись над бедным Иллиусом, и велели ему звать других магов, коли на него нападут дементоры, а не надеяться на своего крохотного грызуна. Юноша, ко всему, еще и был очень добрым, потому не обиделся на шутников.

— А нас такому научат? — с надеждой поинтересовался Джастин, чтобы быть готовым защитить свою душу, если на него нападут эти самые дементоры.

— Мне кажется, что Патронус не входит в школьную программу, но всегда можно у кого-нибудь научиться вызывать его, — пояснил Эрни, и продолжил.

Вскоре кое-что произошло. Тёмный маг Разидиан увидал в лесу, что отделял замок от деревушки, Элиану, прекрасную девушку из местных. Она безумно понравилась колдуну, и Разидиан решил, что она станет его женой. Он отправил её родителям письмо, в котором просил руки Элианы. Те ответили отказом, что вызвало гнев Разидиана, что пригрозил обрушить на деревню всю свою армию дементоров. Жители, посоветовавшись, решили все вместе сражаться против этих тёмных тварей. Элиану спрятали в хижине Иллиуса, велев ему следить за бедняжкой, посчитав, что его Патронус все равно будет бесполезен в бою.

Когда дементоры напали, Патронусы жители деревни в виде медведей, волков, вепрей, быков, и прочей крупной живности, поначалу очень хорошо сдерживали атаку дементоров, но постепенно силы волшебников иссякали, а их Патронусы тускнеть и исчезать один за другим. Тогда в бой вступил Иллиус. Защищая перепуганную Элиану, он вызвал свой Патронус мышь. Зверек оказался настолько ярким и мощным, что разогнал оставшихся дементоров.

Разидиан был в бешенстве и решил самолично сразиться с юным волшебником, направившись в деревню, но только он не учел того, что обезумевшие, и ослепшие от яркого света патронусов дементоры не узнают своего хозяина и нападут на него. И не было у темного колдуна никаких заклинаний против них, и попытался он тогда тоже вызвать Патронуса, но вместо сияющего защитника из волшебной палочки Разидиана появилось множество плотоядных слизней, что облепили волшебника и быстро съели его под чистую. даже никакой косточки не осталось. Это произошло потому, что душа у колдуна была тёмной и злой, и не было в ней света и чистоты, необходимых для создания Патронуса. Ну и потом мама добавляла, что надо сохранить свою душу чистой и светлой, а то закончишь свои дня как этот колдун Разидиан.

— А зачем тогда, вообще, нарисовали его портрет? Кому он нужен и почему не снимут? — возмутился Джастин.

— Снять, скорее всего, не могут, из-за какой-нибудь магии, вроде чар вечного приклеивания. Про то, как создаются волшебные портреты и зачем, я ничего не скажу, потому, что почти ничего и не знаю, но мы можем спросить у профессора Флитвика. Он наверняка знает и не откажется рассказать.

---

Чары у барсуков, как и всегда, проходили со змеями. На вопрос о волшебных портретах, Филиус сначала немного подумал, а потом сказал:

— У нас по плану сегодня изучение очень странного заклинания, попавшего в учебник, скорее по блажи автора, чем из-за своей полезности. Думаю, что вы переживёте без умения вызывать пучки лука из ушей другого волшебника. Такой эффект дает заклинание Матуро. Как-нибудь отработаем его потом, а сегодня поговорим о волшебных портретах.

Флитвик привычным подскоком взгромоздился на стопку книг за кафедрой, что была его веселой причудой, так как, конечно, он мог наколдовать себе основательную подставку для увеличения роста, и оглядел, ждущих рассказа внимательных хаффлпаффцев и слизеринцев.

— Практика создания живых портретов вовсе не так широко распространена, как думают британские волшебники, я даже скажу больше, во многих магических анклавах это вообще запрещено. Думаю, что мистер Алауи знает, о чем я говорю, не так ли? — Флитвик посмотрел на принца Хайри.

— Конечно, профессор, — мальчик улыбнулся и кивнул. — Если магический анклав существует в стране, где большинство немагического населения исповедует ислам, то создание живых портретов там не только не одобряется, а считается преступлением и довольно сурово наказывается. В старые времена никому не разрешалось изображать ничего, кроме растений. И животных, и людей, а уж тем более пророков и самого Создателя рисовать было строжайше запрещено. Считалось, что эта часть искусства, претендует на творение, исключая участие в этом Создателя и вознося себя. Творить — это исключительная прерогатива Творца. Пытаться изобразить Создателя невозможно, так как он непостижим для человека. Запрещено создавать изображения Мухаммеда и всех остальных пророков, чтобы не впасть в идолопоклонство. Запрещалось и иметь портреты дома. Сейчас запреты стали мягче, но многие, по-прежнему, верят в то, что портреты вешать на стены нельзя, ибо, ангелы не заходят в дома, где есть портреты, лишая всех живущих в них проявления милости Аллаха. Всё это верно как в отношении обычных картин у людей, так и живых картин у магов. У волшебников за попытку создать живой портрет Создателя или пророков утверждена очень жестокая смертная казнь, проклятие всего рода и изгнание его из волшебного мира. Слава Создателю, таких безумцев за всю историю было крайне мало. И вы почти не найдете у магов живых портретов их предков, они очень осторожно относятся к любым манипуляциям с душой, пусть даже снятию с неё слепка.

— Спасибо за такой подробный ответ, выше высочество, десять баллов Слизерину. В других странах обычные портреты не запрещены, а вот создание магических не приветствуется. Почему — я расскажу чуть позже. Сейчас же давайте обсудим, что мы вообще знаем о живых портретах и чем они, к примеру, отличаются от колдографий?

В классе поднялось много рук.

— Мистер Нотт, пожалуйста.

— Живой портрет — это отпечаток личности человека, застывший во времени, но при этом наделённый подобием разума и свободы воли. Такой портрет не просто изображает реально жившего человека, но и сохраняет основные черты его личности и привычек. Изображения магов могут общаться между собой и с живыми волшебниками, сохраняют память своего прообраза.

— Отлично, еще пять баллов Слизерину. Меган Джоунс!

— Колдографии — это, просто, запечатленные колдокамерой несколько мгновений. Движение изображений на них всегда повторяются, и, конечно, они не обладают даже тенью сознания.

— Пять баллов Хаффлпаффу. Кто-нибудь знает, как создаются живые портреты? Мистер Малфой?

— У нас в мэноре целая галерея портретов. Когда меня были уроки живописи, меня заинтересовал вопрос, как были созданы все эти ожившие изображения моих предков, и один из них мне рассказал. Мастер Портретов приходит незадолго до его смерти волшебника, или заранее, если тот хочет быть на картине помоложе. Он пишет портрет на особом образом подготовленном холсте, чтобы картина была как можно устойчивее к влиянию времени. Мастер Портретов особыми чарами делает слепок с души заказчика, и с помощью других помещает его в нарисованную картину, после чего изображение засыпает и проснется только после смерти заказчика.

— Это же страшно, профессор! — воскликнул Джастин. — Осознают ли портреты себя отдельной личностью? Снятся ли им сны? Понимают ли, что навечно заперты в рамке, где ничего никогда не произойдёт?

— Да, мистер Финч-Флетчли. По этой причине, плюс еще по одной, во многих континентальных Магических анклавах очень не рекомендуется их создание. Мистер Забини, вы же знаете легенду о «Ritrattista del diavolo»? Поделитесь с нами?

Блэйз Забини, смуглый, темноволосый, темноглазый и белозубый, с готовностью встал и начал рассказ…

Ritrattista del diavolo

Случилось это лет пятьсот назад, а может и больше, в Герцогстве Гаэта, в Лацио на Тирренском побережье. В то время в Италии было много талантливых художников. Многие зарабатывали на жизнь тем, что рисовали на заказ парадные портреты богатых синьоров и купцов. В селе, что расположилось неподалеку от городских стен Гаэты, в небогатой семье Фьорелло родился сын, которого назвали Лоренцо. Мальчик был волшебником, но об этом долго не знал. У него был дар художника, но рисовал он все больше картины, изображающие мир из сказок и легенд, такое, чего люди никогда не видели. Многие смеялись над чудным художником, а встречались и такие злые, что обижали живописца и отнимали его картины, которые называли ересью, и, затем, разрезали или сжигали, считая, что его рукой водит по холсту дьявол.

Отец юноши утонул во время наводнения, а мать от горя слегла. Денег в доме совсем не стало, и Лоренцо стал работать, где придется, но заработать много не получалось, а картины его были никому не нужны. В один из дней, когда работы для него не нашлось, он взял несколько своих работ и сел в порту на каменный парапет с надеждой, что кто-то из прибывших на кораблях купит, хоть одну из его картин. И такой кто-то нашелся. Это был неизвестный художнику человек в черной одежде. Ценитель сразу определил, что картины нарисовал волшебник. Он подержал одну в руках и спросил:

— А можешь ли ты нарисовать портрет? Я бы дал тебе десять золотых, если бы ты пошел со мной и кое-кого нарисовал.

Услышав о такой баснословной для бедного юноши сумме, Лоренцо радостно согласился и тот пригласил его сесть с ним в карету, что ждала человека в черном неподалеку. Они ехали довольно долго, а когда карета остановилась, было уже почти совсем темно. Фьорелло едва рассмотрел, что они приехали в замок с величественными каменными стенами на высокой горе.

— Тебе выделят комнату и накормят, рисовать будешь завтра, — распорядился хозяин, который так и не назвал своего имени, и ушел.

Лоренцо за всю свою жизни никогда так вкусно и сытно не ел и не спал на такой роскошной кровати. На следующий день, после завтрака, хозяин замка спросил, хочет ли художник написать чей-то портрет по памяти или ему нужна натура? Лоренцо решил нарисовать портрет матери, чье лицо он помнил до малейшей черточки. Он закончил работу за три дня. Картина очень понравилась хозяину, сразу расплатившемуся с Фьорелло и предложившего художнику остаться в замке и писать портреты тех, на кого он укажет. Все свободное время он может рисовать, что угодно.

— Я предоставлю тебе кров, буду поить, кормить и щедро платить. Ты больше никогда ни в чем не будешь нуждаться.

Жить в тепле и сытости Лоренцо понравилось, но у него дома осталась больная мать, и художник решил вернуться. Хозяин не стал его уговаривать, лишь сказал, что оставит картину себе, распорядился отвести Фьорелло домой на карете, а если тот передумает, то может на ней вернуться обратно, когда повидает мать.

В селе Лоренцо ждала ужасная новость. Его мать умерла во сне. Её нашла соседка, что зашла дать ей хлеба и молока. Фьорелло был вне себя от горя. Он отдал всё золото соседям, чтобы те достойно похоронили его мать, а сам вернулся обратно в замок. Дома ему больше нечего было делать. Хозяин совершенно не удивился возвращению художника и сообщил, что его зовут Маттео Дзакколо, и что пока Лоренцо может отдыхать, но через неделю у него будет первая работа.

Для работы Фьорелло отвезли в Неаполь, что был неподалеку. Там Лоренцо написал несколько эскизов для портрета одного знатного сеньора, и уехал обратно в замок, чтобы трудиться над картиной. Это портрет матери он мог написать быстро, а чужой требовал времени для детальной проработки. Две недели понадобилось, чтобы заказчик стал выглядеть на полотне как живой. Синьор Дзакколо довольно хмыкнул и выдал Лоренцо мешочек с золотом, которое тот спрятал под матрас, ведь тратить его в замке ему было не на что.

Так прошло пять лет. Где только не побывал за это время Фьорелло. Объездил почти все крупные города. И всегда, по требованию Маттео Дзакколо делал на месте только наброски, а работал над портретами в замке. Денег за это время у художника собралось столько, что прятать их под матрасом стало уже неудобно. Собственные картины писались все хуже и хуже, а портреты все лучше и лучше.

Как-то, снова будучи в Неаполе, Лоренцо оказался рядом с домом того синьора, чей портрет он написал первым. Что его потянуло зайти в его дом? Фьорелло не знал. Оказалось, что тот синьор умер еще до того, как сюда привезли готовую картину. Сын покойного был рад, что на память им остался такой шикарный портрет. Картина висела на парадном месте в главном помещении дома. Она была такой же, какой он её написал, но было что-то с ней не так, что именно Лоренцо сказать не мог. Тогда Фьорелло решил навещать все написанные им картины, когда будет бывать в тех городах, где он кого-то рисовал. И, о, ужас! оказалось, что все поголовно, чьи портреты он нарисовал — мертвы!

Фьорелло не стал никого рисовать, и вернулся в замок, чтобы выяснить у синьора Дзакколо, как такое могло произойти. Но Маттео лишь рассмеялся довольно неприятным смехом и сказал, что это его никак не касается.

— Ты согласился работать на меня всю жизнь. Я обеспечиваю заказы, щедро плачу за работу. Мы ударили по рукам, никто тебя не заставлял.

— Но они все умирают! — воскликнул Фьорелло.

— Вовсе нет! Они умирают для этой жизни и продолжают жить в твоих картинах.

Маттео Дзакколо тоже был магом, но, в отличие от Фьорелло, он об этом знал и учился у старого колдуна, которому раньше принадлежал этот замок. Тот делал живые портреты. Он рисовал волшебников, внедрял в картину слепок души, чтобы после их смерти родственники могли найти утешение, общаясь с таким портретом. Дзакколо, втайне от мастера, изменил его чары так, что в портрет помещался совсем не слепок с души. Эти чары вырывали душу живого волшебника, чей портрет был холсте, и запирали её в картине, как в шкатулке с замком. Тело мага умирало, а его душа оставалась томиться, запертая в картину.

Такая судьба ожидала его мастера. Он прожил больше двухсот лет и умер, как думали все, а на самом деле, после того, как мастер написал свой автопортрет, его участь была решена учеником. Он стал одновременно подопытной крысой и первым удачно совершенным убийством. Когда мастер украсил собой каминный зал, Маттео стал искать художника, так как сам рисовал он плохо, а планов у него было много. Многие хотели аккуратно избавиться от надоевших родственников, но так, чтобы не вызвать ни у кого подозрение, без всяких ядов и кинжалов, находясь далеко в момент смерти того, чей портрет они заказали. Лоренцо был в ужасе от того, что узнал. Он не собирался становиться убийцей, но стал.

Фьорелло обошел весь замок, пока не нашел портрет его матери. Он сердцем ощущал, что её душа здесь, в этом проклятом портрете. Тогда он снял картину со стены, забрал все накопленные деньги и сбежал из замка. В лесу он сжег портрет, чтобы освободить её душу, и направился, сам не зная куда, лишь бы подальше от этого места. Больше о нём никто ничего не слышал, зато слухи о портретисте дьявола из черного замка, чьи портреты забирали жизнь у тех, кого он рисовал, стали ходить по всей Италии.

Хоть Дзакколо и никто не отомстил, он больше не мог продолжать то, чем занимался. Оказалось, что его чары, выдирающие душу из тела, работают только в том случае, если картину написал талантливый художник-маг, а такого ему больше встретить не удалось. Но он всю свою жизнь, вместе с изобретенными им чарами, описал в дневнике, который, как говорят, хранится в каком-то тайном месте, а волшебники с тех пор, опасаются заказывать свои портреты у художников-магов, всегда может найтись тот, кто вместо слепка души, вырвет её из тела целиком и запрет в этой картине.

— Спасибо, мистер Забини, еще десять баллов Слизерину, — довольно сообщил Флитвик. — Есть подобные легенды и в других анклавах. У некоторых просто считается не аристократично продолжать существовать после смерти в виде разговаривающего портрета, с которым что угодно можно сделать, а как угодно можно им распоряжаться.

— Простите, профессор, что значит распоряжаться? — уточнил хаффлпаффец Уэйн Хопкинс, у которого мать была маглорожденной волшебницей, а отец маглом, потому никаких волшебных портретов ни у него дома, ни у родственников, естественно, не было.

— Ты думаешь, портретам в Хогвартсе нравится бегать из рамы в раму по поручениям директора? — ответил за Флитвика его сосед по парте Стефан Корнфут, что был из чистокровной семьи.

— Здесь много портретов магов из аристократических семей, в том числе лордов, а кто такой Дамблдор, чтобы они служили у него на посылках? — проговорила Пэнси.

— Я этого не слышал, мисс Паркинсон, — покачал головой полугоблин, — но вынужден признать правоту ваших слов. И даже с портретами, на стенах родовых особняков, далеко не всех нынешние хозяева обходятся уважительно. Так что хорошенько взвесьте все за и против, перед тем как соглашаться на создание собственного живого портрета. А что, касается слов мистера Финч-Флетчли, видят ли они сны, могу лишь сказать, что портреты на этот, и остальные вопросы о себе самих отказываются отвечать. Почему? Решайте сами.

Сигнал оповестил об окончании занятия.

— Очень интересная история, спасибо, что рассказал, — сказал Хайри Блэйзу.

— На самом деле, это самый простой из вариантов этой истории. Я знаю их несколько. В одном из вариантов, Дзакколо был демоном, и он забрал душу Фьорелло в обмен на то, что тот начал рисовать гениальные портреты, которые раньше ему не удавались, а души картины притягивали сами, уже когда попадали домой. В другом Дзакколо сам был проклятым художником, он жил к тому времени больше тысячи лет и никак не мог умереть, потому, что ему нужно было передать свое проклятие, а это было возможно только с художником-магом. И когда у него это получилось с Фьорелло, Маттео тут же умер, а место хозяина черного замка занял Лоренцо. Но в том варианте они рисовали путников, что останавливались в замке на ночлег, а портреты оставляли в замке, чтобы у них было много разных интересных собеседников. И весь замок был полон портретов поэтов, писателей, философов, ученых, путешественников, красивых синьорин, и просто интересных личностей.

---

Вечером этого дня Темный Лорд, смотрел на пламя в камине, заставив Квиррелла сесть к нему спиной. Он никак не мог понять, как Снейпу удалось избавиться от его знака? Летом, на педсовете, Лорд подумал, что Квиринусу показалось, предплечье зельевара не могло быть чистым, но вчера, на опушке леса, он стоял к нему максимально близко, и — тишина, никакого отклика. Неужели он потерял связь с соратниками?

В это же время Хагрид пришел навестить Дамблдора.

— Что тебе, Рубеус? — поинтересовался директор.

— Дык, чего сказать-то я пришел. Оно того, совсем скоро того будет, — и лесник многозначительно Альбусу подмигнул.

— Рубеус, кто «оно» и что «того», я ничего не понимаю, — слегка разозлился Дамблдор.

— Ды к я, ды к мы. Мы же тогдась говорили, что заместо Пушка нужен другой зверь. Вот он и на подходе, — гордо пояснил, как ему казалось, очень понятно, полувеликан.

— И что за зверь там у тебя, — устало, уточнил директор.

— Зверя пока ж еще ж нет. Пока ж яйцо ж, но скоро вылупление.

— Яйцо? Рубеус, только не говори, что у тебя откуда-то взялось яйцо дракона? —воскликнул Дамблдор, страстно желая, чтобы это оказалось яйцо какой-нибудь гигантской черепахи, утконоса или, на крайний случай, крокодила.

— Прям в точку! Великий, вы, человек, Дамблдор! Дык я ж и говорю: дракон на подходе!