2024-04-23 08:10
Нарцисса сидела в гостиной своего дома, на диване, и задумчиво смотрела на практически полный бокал вина в руках. В Хогвартсе начались очередные каникулы, а её сын опять не приехал домой. И на письма перестал отвечать, что изрядно тревожило волнующуюся мать. Особенно когда вспоминала с кем именно он там учится.
Вообще женщина прекрасно понимала, что её страх иррационален. Она даже не помнила из-за чего он проявился, кроме той самой настороженной мысли после ритуала, когда очнулась от прикосновения чьих-то рук к шее. И самое главное, с течением времени это ощущение не проходит. Что странно на фоне сложившихся тёплых дружеских отношений с матерью того самого мальчишки, что вызывал у неё дрожь в коленках.
На самом деле её отношения с Амелией довольно странные. Уж очень быстро они нашли общий язык. Сама же Нарцисса считала, что это из-за одиночества, что снедает их обеих на протяжении большей части года. Одной в огромном доме вообще довольно сложно. Особенно когда не чувствуешь себя в нём комфортно. В этом плане бывшая Малфой даже завидовала Тофана с их небольшим уютным гнёздышком. Хотя, если подумать, Амелии куда проще. У неё есть сёстры, которые изредка ту навещают. А вот сёстры Нарциссы… Одна томится в Азкабане, полностью и целиком свихнувшись, а вторая и разговаривать не желает. Даже письма с подарками на рождество и дни рождения отправляет обратно.
Женщина вздохнула и наконец сделала глоток рубиновой жидкости, покатав его во рту, когда внезапно рядом с ней раздался хлопок и появилась её личная домовушка, что протягивала мелко вибрирующий артефакт связи.
— Госпожа…
— Давай. — не дала ей закончить Нарцисса и забрала магофон, надеясь увидеть в отражении свою единственную подругу. Настроение у неё сейчас было под стать тому, чтобы начать кому-нибудь жаловаться на жизнь. И вино в этом плане лишь подогревало такое желание, — Привет, Аме…
— Здравствуйте, Нарцисса. — раздался голос, который она услышать совершенно не желала. И не ожидала. А вслед за звуком появилась и картинка, на которой молодой черноволосый парнишка добродушно улыбался, глядя на неё из отражения. Вот только самой женщине казалось, что это был самый натуральный оскал. А потому она недолго думая взяла и сбросила трубку.
Грязная ругань сама полилась из её рта спустя несколько секунд, когда приступ страха немного отступил, а руки перестали дрожать, разбрызгивая по полу вино из бокала. Но короткое гудение артефакта, что она уронила на пол от неожиданности, дал ей понять, что на этом ничего не закончилось.
— Нет-нет-нет… — прошептала Нарцисса, не желая даже прикасаться к магофону. Однако несколько секунд спустя разум всё-таки возобладал над инстинктами и она поняла, что это был не звонок. Так что она наклонилась и подняла-таки артефакт, чтобы увидеть набранный на экране текст.
«Нарцисса, доброго дня. Простите за столь внезапный звонок и за то, что не подумал о вашей реакции на меня. Я хотел бы обсудить возможное решение возникшей проблемы взамен на небольшую помощь с вашей стороны. Так как общение между нами двоими невозможно, то я предлагаю вам переговорить с моей матерью. Она в курсе всего и окажет вам любую возможную помощь, если вы согласитесь оказать услугу в ответ. Бьяджо Ди Тофана.»
Женщина задумалась на несколько мгновений, стараясь не позволить эмоциям вновь взять контроль над телом, после чего быстро набрала текст из нескольких слов: «Пусть Амелия позвонит.» Большее она сделать не смогла, отбросив артефакт в сторону и залпом допив остатки алкоголя в бокале.
Близняшки отзвонились в тот же вечер, сообщив, что всё улажено. Ну, относительно. Если я всё же решусь на ритуал с Джиотсаной, то буду должен ей одну услугу. И, кстати, этим летом мне предстоит ещё одна поездка в Индию, во время которой я буду отрабатывать долг за обучение аурному зрению. Сложно, душно, но справедливо. Сам подписался.
Впрочем это были не все новости, так как Аврора-таки смогла отыскать кое-что. Причём не в библиотеке Тофана, а, вы не поверите, в книгах, забранных из дома Инганнаморте. Я даже не знал, что в загашниках рода есть добро, оставшееся после Вендетты со страшными художниками. А оно есть.
И, если честно, я в растерянности. С одной стороны есть сто процентная вероятность избавиться от уз крестража и возможности становления жертвой осколков души Тёмного Лорда, но при этом встретиться со Смертью, пусть и в обличье Кали, которая, по словам Фоукса, пусть и не точит на меня зуб, но явно взяла на карандаш. С другой же есть способ избавиться от крестражей без встречи с Вечной Госпожой. Но тогда предстоит работать с душами, пусть даже и с осколками. И вот тут вылезает проблема, о которой я однажды уже говорил. Если не хочешь проблем в посмертии, то связываться с душами не стоит.
Впрочем, после некоторого времени раздумий, я решил не делать себе мозги, а обратиться к специалисту. И призвал Фоукса.
Огненный Птах, стоило только произнести его имя с выбросом какого-то количества магии и явным волеизъявлением увидеть его здесь и сейчас, появился как всегда с пламенными спецэффектами и тут же уселся ко мне на плечо, принявшись оглядывать как меня, так и собравшихся в комнате. То есть Амелию и двух тётушек. Гермиона при разговоре не присутствовала, мирно посапывая в выделенной ей комнате.
— Говорящий. Ты звал и я пришёл. — прокурлыкал феникс.
— Спасибо, что отозвался. — улыбнулся я ему под шокированными взглядами родственниц. Они то и дело переводили взгляды с меня на птицу, а после и на матушку, — Мне нужен совет.
— Спрашивай. — кивнул птиц, переминаясь с ноги на ногу.
Ну я и спросил. Вывалил на него всё, что наболело и феникс спокойно всё выслушал. Молча. И также молча, стоило мне только закончить, он взмахнул крыльями и взмыв в воздух, запел. Громко, тоскливо, жалобно. И от звуков этой песни хотелось взвыть, от пронизывающей всё естество грусти. И я был не единственным, кто чувствовал тоже самое. Сидящие рядом женщины тоже опустили головы и даже дед на картине поник.
— Фоукс? — подал я голос, желая привлечь внимание пернатого консультанта, когда вдруг помещение озарила яркая вспышка пламени, от которой я невольно зажмурился. А когда открыл глаза, передо мной предстал медленно опускающийся на пол пепел, оставшийся от сгоревшей до тла птицы.