2024-09-06 00:48

Дракон из Сумеречного Дола. Главы 99-100

Алисанна Таргариен едва не разрыдалась, когда Эмма Аррен привела Дэймона и Вариса.

Огни пылающей Королевской Гавани ярко мерцали в ночном небе, пока уцелевшие, шатаясь, брели к укромному оврагу в миле от захваченной столицы. В потаенной бухте, по приказу Вариса, беглецов ждали лошади и припасы. Когда Алисанна, прижимая Алиссу к груди, вывалилась из лаза в стене за городскими воротами, а следом выбрался Тирион, тащивший плачущую Сэйру. Леди Таргариен возблагодарила Семерых. Этот путь они отыскали почти случайно, наугад свернув в боковой тоннель, когда сир Манфред прорычал приказ разделяться.

Где сейчас рыцарь, похожий на валун, Алисанна не знала. Он к ним не присоединился.

Все солдаты поблизости увязли в грабежах и резне, так что пробраться к укрытию оказалось несложно — темноту прорезали тысячи силуэтов беглецов из простонародья. В бухте их с оруженосцами и лошадьми поджидали сир Роланд, Бени Фарринг и Маргери Тирелл. По щекам красавицы из Хайгардена стекали слезы, на руках надрывалась Дейна Уотерс. Алисанна настояла, чтобы они подождали остальных. Она истово молилась, чтобы и другие ее дети спаслись.

Молитвы отчасти были услышаны, когда в овраг, шатаясь от усталости, вошла Эмма с серебровласым малышом на руках.

— Есть кто-нибудь еще? — выпалила Алисанна, оторвавшись от объятий с сыном.

Варис покачал головой. От него несло рыбьим жиром.

— Никого. Они подожгли тоннели.

Голос Тириона сочился желчью:

— Мы видели, евнух! Как они пробрались в подземелья?

Паук обернулся к нему. Впервые на памяти Алисанны в его тоне проскользнула толика эмоций, толику гнева:

— Подозреваю, Визерис.

— Твои пташки…

— Мертвы. Всем перерезали глотки. Их тельца усеивали тоннели, по которым мы бежали. Даже я не слышу песен, которые поют покойники, Бес.

Сир Роланд пресек их пикировку:

— Надо двигаться. Воспользоваться временем, пока они не поняли, что мы не в плену и не мертвы.

Алисанна повернулась к нему. Ее лицо исказил ужас.

— Но Дейнерис, Рейлла…

В глазах Роланда застыла скорбь.

— Простите, леди Алисанна. Они ослушались приказа следовать за мной и побежали прямо туда, откуда вышли Золотые Мечи. Их схватили или…

— Нет! — Алисанна почти взревела. Роланд позже признался: в тот миг она напомнила ему Эйлора. — Я не брошу их!

— Надо ехать, миледи. Спасаться, пока можем.

— Мои дочери там!

Алисанна едва могла говорить — так стиснуло горло от страха, что с Дени и Рейллой случилась беда. Хотелось сжаться в комок и умереть.

В голосе Роланда всё ещё звучала печаль, но и немалая твердость:

— Их взяли в плен или убили, миледи. Тут мы бессильны.

Маргери выплюнула проклятие в адрес человека, который вывел ее из тоннелей. В приступе гнева она, похоже, позабыла: лишь его знание новых ходов, созданных Элором, спасло им жизнь:

— Да как ты смеешь!

Алисанна вслушивалась в нарастающий спор. Роланд, Варис и Тирион призывали к немедленному отступлению, прочие требовали остаться. Она едва не пропустила тот тихий голос:

— Прости, мама.

Алисанна обернулась на сладкий голосок — и увидела, как по мелководью Черноводной бредет бледная фигурка Дейнерис. Сердце Алисанны воспарило, когда она ринулась к дочери, пусть не по крови, но по духу. В этот долгий миг леди Таргариен не замечала ничего, кроме невероятного облегчения.

Но вдруг она застыла как вкопанная, осознав открывшуюся картину. Дочь стояла нагая, будто новорожденная, без единого волоска. Кожа покрыта копотью и грязью, но на ней — ни царапины. И второе озарение: рядом нет Рейллы.

Алисанну вновь стиснули ледяные тиски ужаса.

— Рейлла?..

Дени рассеянно покачала головой:

— Прости… прости, мама. Прости, её больше нет.

Боль утраты оказалась столь велика, что Алисанна рухнула наземь, разразившись рыданиями, столь горькими, что, казалось, душа разрывается на части. Ее дочь, будущая королева Вестероса, погибла. Алисанна не знала, сколько пролежала так, содрогаясь в плаче. Пока что-то холодное не ткнулось ей в щеку.

Леди Таргариен подняла взгляд — и встретилась с рептильими глазами крохотного…

Дракона.

В сотнях миль к северу семеро Таргариенов в испуге вырвались из сна.

«Она мертва. Все эти годы я принимал как должное, что однажды она станет моей королевой, а теперь она мертва»

Король Эйгон Таргариен, шестой своего имени, сидел, уронив голову на руки, опираясь локтями на небольшой стол в Королевской башне Черного замка. Из окна в стене напротив он мог видеть и ворота, и подножие лестницы, ведущей на Стену. Он стал первым королем более чем за сто лет, остановившимся в стофутовой башне. Эйгон сразу заметил, как только вошел в дубовую дверь с железной окантовкой, насколько тщательно вычищена башня — ее явно привели в безупречный порядок с момента, как Ночной Дозор получил весть о его скором прибытии.

Эйгон вовсе не любил Рейлу. Она была… милой, доброй девушкой, с которой его воспитывали вместе с пятилетнего возраста. Хотя он всегда знал, что однажды она станет его королевой, Эйгону все равно было сложно не воспринимать ее как сестру, какой он считал ее старших братьев.

«Полагаю, в этом не было ничего ужасного, учитывая историю нашей семьи»

Он помнил, как мальчиком был сбит с толку, прочитав о таргариеновском обычае братьев жениться на сестрах. Разве это не означало, что он должен будет однажды жениться на Рейнис, а не на Рейле? Его дядя развеял эти сомнения, чтобы успокоить ребенка, и лишь годы спустя Эйгон узнал, что Эйлор считал кровосмесительные союзы их предков — включая его собственных мать и отца — причиной безумия столь многих Таргариенов. Эйгон был склонен согласиться, сам Эйлор был наглядным тому подтверждением.

Однако браки между кузенами были обычным делом у знати Вестероса, даже в домах, на чьих знаменах не было трехглавых драконов. Эйлор не до конца отказался от идеи сохранить кровь древней Валирии настолько чистой, насколько разумно возможно. Поэтому Рейлу с рождения готовили стать однажды королевой Вестероса — пост, который её мать неофициально занимала много лет. А Эйгона всегда поощряли относиться к ней как к нареченной. Он не осознавал, как сильно принимал это как данность, безоговорочно соглашаясь, что однажды они поженятся, хотят они того или нет.

Теперь она мертва, сгорев заживо в том же проходе, по которому когда-то его родная мать пронесла его в безопасное место. Мертва из-за махинаций дяди, которого он изгнал и, косвенно, наделил властью.

Мертва из-за неспособности Эйгона сделать то, что нужно было сделать.

«Я должен был убить Визериса еще тогда. Я был слаб, когда нужно было проявить силу. Я был Эйгоном, когда следовало быть Эйлором»

Вороны и гонцы прибывали один за другим, огромными стаями, казалось, от каждого благородного дома к югу от Перешейка, рассказывая истории о преисподне, в который превратился его родной город. Они получали известия о железнорожденных неделями ранее, об их грабежах вдоль восточного побережья. Но его советники, и здесь, у Стены, и в сердце Семи Королевств, настаивали, чтобы он оставался на Севере. Ведь железнорожденных было в разы меньше, а такие люди, как Джон Аррен и Джейсон Маллистер, вполне способны были справиться с ситуацией.

Эйгон проигнорировал бы это и всё равно отправился на юг, если бы не то, что он видел.

Люди Дозора не хотели брать короля в разведку, учитывая одичалых и… прочие опасности. Но Эйгон был непреклонен, и они знали, что лучше ему не перечить. Ему не довелось участвовать в стычках, как, по слухам, его дяде и кузенам, и этот факт Эйгона задевал. Но он проехал многие дни к северу от Стены и увидел нечто, что напугало его куда больше, чем железнорожденные.

Сто тысяч мужчин, женщин и детей трудно скрыть. Эйгон, сир Барристан и их провожатые из Ночного Дозора заметили их в дальней долине с горного хребта, который назывался так-то и так-то. Они простирались насколько хватало глаз — океан одичалых, надвигающийся на Стену.

Это была самая близкая точка, куда разведчики его повели. И этого было достаточно.

Двенадцать часов назад Эйгон Таргариен сказал бы, что ничто не сдвинет его с места, где он защищает Стену. Но сейчас… за стенами башни слышалась суета людей и лошадей, готовящихся двинуться в путь.

Он будет вечно благодарен Эйлору за решение построить больше проходов и Визерису за пренебрежение к их изучению. Это единственное, что спасло его тетю и остальную семью. Приготовления, сделанные Алисанной, Тирионом и Варисом, позволили им бежать в Росби, откуда рыбацкая лодка из близлежащей деревни была послана в Грачиный Приют. Самый быстрый из пришвартованных там кораблей отправился в Восточный Дозор-у-моря, уклоняясь от кораблей Золотых Мечей. Другой из бесконечных воронов был послан Коттером Пайком из Восточного Дозора, а с ним и письмо.

Послание от Алисанны было кратким и по существу. Эйгон не мог отделаться от мысли, что она что-то важное упустила, хотя не имел представления, что именно. Каллиграфический почерк твердой рукой Алисанны сообщал ему об успешном бегстве Дейнерис, лорда Тириона и остальных, а также о гибели Рейлы. Она также упомянула тех, кто не добрался до места сбора: Элию Сэнд, сира Мэнфреда Дарка и, возможно, самое опустошительное — Мирцеллу Лангвард, которая, по-видимому, была беременна бастардом Ренлора.

«Мудро с их стороны придумать историю о поспешном браке. Надо будет похвалить ее, если я снова ее увижу. Семеро, надеюсь, я снова ее увижу»

Помимо боли от смерти Рейлы, был страх за остальную семью. Не было верных людей, чтобы защитить их от Визериса и его армии. Все они, по замыслу его младшего дяди, — или, по крайней мере, его советников, — находились в сотнях миль, готовясь разорить Железные острова. Разумеется, они уже как несколько дней знали о вторжении Визериса и, несомненно, двигались, чтобы противостоять угрозе; Эйгон прекрасно понимал, что Визерис пойдет на все, чтобы выследить свою сестру и остальных членов семьи, которые так его любили. Именно поэтому они не бежали в Сумеречный Дол — это был и очевидный выбор, и место дальше Росби. А флот Золотых Мечей, несомненно, сразу же отправился туда, обнаружив, что королевская семья сбежала.

Алисанна прекрасно осознавала опасность. Лорд Тирион, упрямый в своей роли регента, поехал в сторону Сигарда, чтобы встретиться с первой попавшейся армией. Алисанна и остальные едва задержались достаточно, чтобы она написала письмо. Затем они поскакали к Орлиному Гнезду. Эмма Аррен была среди тех, кто находился с его семьей, и она должна была обеспечить им доступ в неприступный замок в Долине. Лорд Джайлс Росби — слишком старый и больной, чтобы отправиться со своими людьми на войну на западе — предложил остальную часть своей гвардии в сопровождение, несмотря на вероятность, что его крепость вскоре подвергнется нападению.

Это был долгий и рискованный путь. Само сообщение, которое отправила Алисанна, могло быть перехвачено. Но это был их единственный шанс. Эйгон отправил отряд своих лучших всадников на самых быстрых конях на юг с сиром Артуром Дейном, чтобы попытаться присоединиться к ним. Но он знал, что вряд ли они успеют, прежде чем Алисанна и остальные доберутся до Орлиного Гнезда, если вообще доберутся так далеко. Хотя сир Артур со своими всадниками мог двигаться быстрее, чем Алисанна с женщинами и детьми, им предстояло преодолеть гораздо больше миль по более суровой местности.

Эйгон должен был что-то предпринять. Его королевство разваливалось на части, а он был слишком далеко, чтобы что-либо с этим сделать.

Он отправил приказы Эйлору принять командование силами Таргариенов в Черном замке. Он не упомянул о смерти Рейлы. Эйгон намеревался идти на юг с ясной головой, справиться с этим, как подобает королю, а не со слепой ненавистью, которую наверняка принесет Эйлор. Он знал в глубине души, что Эйлор, вероятно, все равно последует за ним. Но он приказал ничего не говорить о смерти принцессы хотя до прибытия Эйлора сюда, в центр Стены. Он надеялся, что его дядя поймет — истинная угроза находится по ту сторону, хотя сомневался в этом. Так или иначе, он намеревался к тому времени быть уже далеко на юге.

Эйгон также знал в глубине души, что это поступок все еще жившего в нем ревнивого мальчишки, желающего самому разобраться с ситуацией, а не защищать Стену. Он так много раз оправдывал это решение перед собой, что начал в него верить.

Король хмыкнул, услышав, как открылась дверь башни, не поднимая головы с рук.

— Оставьте меня. Не беспокойте до тех пор, пока люди не будут готовы ехать на юг.

Древний голос ответил, старый и умудренный:

— Даже старика не послушаешь?

Эйгон вскинул голову и увидел в дверях старого мейстера Эймона. Одной рукой слепец держался за стену, которая помогала ему ориентироваться. Король Железного трона вскочил на ноги и поспешил к своему родичу.

— Дядя Эймон! Твое… вторжение более чем желанно.

Эйгон помог пра-пра-дяде добраться до кресла напротив того, которое только что освободил.

— Эймон провел большую часть времени на Севере в моей библиотеке. Похоже, он больше пошел лично в меня, чем мое имя.

Король кивнул, улыбаясь, хотя знал, что мейстер Ночного Дозора этого не увидит.

— Он всегда любил книги.

— Да, так Эйлор мне писал. Но сегодня Эймон пришел ко мне в слезах, говоря о потерянной сестре.

Эйгон опустил голову. Он чувствовал, что младший Эймон заслуживает знать о смерти сестры, каким бы трудным ни было сообщить эту новость. Тот принял известие молча, с силой, о которой Эйгон не подозревал, поднялся и ушел с невозмутимым лицом.

— Я пощадил дядю Визериса за преступление почти год назад. Похоже, что это милосердие стоило жизни моей будущей королеве.

Эймон ничего не сказал, старейший из живущих представителей крови дракона смотрел на короля незрячими глазами. Прежде чем он понял это, Эйгон вдруг снова заговорил:

— Много лет меня воспитывали в преклонении перед Эйлором, как перед одним из Семерых. Я слышал рассказы о его храбрости на поле боя и решительности в подавлении восстания Роберта. Я слышал, как он убил старшего Баратеона в поединке над телом моего мертвого отца, спасая не только меня, но и всю нашу династию. В детстве я думал, что он сам Воин.

Выдержав паузу, он продолжил:

— А потом я стал старше, самостоятельнее, и рассказы изменились. Вместо похвал людей, ищущих его расположения, я услышал о зверствах, которые он совершил. Как он сжег город дотла, не думая о том, остались ли в его стенах невинные. Как он отдал лорда-хранителя принцу Дорна, чтобы того замучили до смерти, а потом больше года держал его голову на пике. Как он убивал младенцев за грехи их отцов, когда Роджерсы попытались убить Алисанну. Как его жестокость сочеталась с состраданием к семье. Эйлор больше не был человеком, которому нужно поклоняться, а чудовищем, которое нужно ненавидеть. Да, я учился у него. Я так же усердно усваивал уроки управления, как и его наставления по фехтованию и тактике. Я ходил по пятам за Эйлором, отчаянно желая заслужить уважение, которое другие испытывали к нему. А потом понял, что это уважение больше продиктовано страхом, чем чем-либо еще, и начал искать способы заслужить его иначе. Я говорил себе, что буду лучше, чем мой дядя, что не буду убивать так безрассудно, что буду править справедливой рукой. Я говорил себе, что буду лучшим человеком, лучшим правителем — справедливым, добрым и любимым вассалами. Я говорил себе, что буду всем тем, чем не является мой дядя.

Эйгон обнаружил, что стоит у окна с видом на ворота, вцепившись побелевшими пальцами в подоконник.

— И в своем стремлении к этому я принял слабое решение, которое привело к смерти моей кузины — самого милого ребенка, которым Семеро когда-либо благословляли Вестерос. В своей зависти быть кем угодно, только не Эйлором Таргариеном, я стал идиотом, позволившим убийству остаться безнаказанным, — Эйгон мрачно усмехнулся. — В одном я преуспел, по крайней мере. Я определенно не мой дядя. Он бы казнил Визериса, и ничего этого бы не случилось.

Эймон молчал во время тирады короля, но когда Эйгон отвернулся от окна, то обнаружил, что старик повернулся на своем месте, чтобы быть к нему лицом, ориентируясь на звук его голоса. Они смотрели друг на друга: молодой человек во внезапном приступе стыда и старик в слепом раздумье, прежде чем мейстер заговорил:

— Ты поступил правильно. Пощадив Визериса.

— Ясно, что нет, иначе Рейла была бы жива.

— Если бы ты убил Визериса, как, по твоим словам, сделал бы Эйлор… в чем, если честно, я сильно сомневаюсь, тебя бы прозвали Убийцей Родственников, и никто не стал бы следовать за тобой охотнее, чем за Эйлором. — Он взмахнул рукой, обрывая протест Эйгона.

«Проклятье, как он вообще понял, что я собираюсь говорить?»

— Твой дядя откровенничал со мной задолго до долгих лет защиты твоего правления, Эйгон Таргариен. Когда-то он был очень похож на тебя, веришь или нет — молодой парень, справедливый и добрый. Теперь он уже не тот, это правда. Я видел перемену в нем через его письма. Рассказы о доблести твоего дяди столь же правдивы, как и рассказы о его зверствах. Это то, кто он есть, как и ты — тот, кто ты есть.

Старик протянул руку, и Эйгон шагнул вперед, чтобы взять ее. С удивительной силой мейстер притянул Эйгона близко к своему лицу, наклонившись, чтобы тихо заговорить на ухо молодому родственнику:

— Справедливость и доброта — не грехи, как и не добродетели. Король правит так, как должен править король. Нет писаной книги правил, нет инструкций, что делает короля великим. Великий король встречает всё, что встаёт на его пути, и преодолевает. Ты делал то, что знал и умел, но теперь обязан сделать то, что до́лжно быть сделано.

Мейстер ослабил хватку, хотя ещё не закончил говорить.

— Ты молодой король, у которого была добродетель — время побыть мальчиком. Но теперь это время прошло. У тебя есть потенциал стать величайшим королем со времен Джехейриса Примирителя, но не становясь твоим дядей. Ты должен быть королем, которым являешься внутри. Ты должен быть человеком, которым являешься внутри. Я скажу тебе то же, что сказал твоему дяде Эйлору во время Восстания.

Белые глаза старика, такие безобидные… сейчас могли внушить страх и опытному воину.

— Убей мальчика. Убей в себе мальчика и дай родиться мужчине.

Следующий фрагмент

Предыдущий фрагмент

Оглавление