2024-03-15 19:30

Стражи Белых Башен. Глава III. Наведение мостов. Окончание главы

Минас Тирит

Как подчиненная, «ученица» Ангарина, Джайна стояла за левым плечом главного мастера-оружейника Цитадели, склонив голову. В первом ряду, совсем недалеко от Линдфалмара и семьи Дэнетора. И хотела бы она сказать, что намечавшееся торжество было по какому-то радостному случаю, вроде победы. Однако время праздновать было гораздо раньше — в тот день, когда принесли весть о том, что произошло под Осгилиатом. Тогда, как помнила Праудмур, многие радовались. Страж Закона приказал выкатить на улицы бочки. Жители ликовали, видя, как впервые за годы вместо новостей об отступлении воинам Гондора удалось сдержать натиск, отбросить врага и удержать город, когда-то бывший столицей. Сейчас же вместо радостных улыбок жителей Минас Тирита сейчас волшебница видела скорбь. Закрытые траурные одеяния мужчин, лишенные всяких намеков на серебряные украшения. Покрытые темными вуалями или капюшонами лица женщин, людей и Нолдор. Спокойное, выдержанное лицо Стража Закона, что не мог позволить себе предаваться скорби на людях. Напротив, должен был подавать пример остальным. Однако в его серых глазах Джайна видела, что и Дэнетор предпочел бы видеть как можно меньше поводов собираться… по такому случаю.

Вместе с Маршалом Белой Башни, вернувшимся на короткий отдых после победы в Осгилиате, в город вернулись и те, кого сейчас отправляли в последний путь.

Чародейка слегка закусила губу, идя вслед за напарницей и ее отцом, что направлялись вместе с похоронной процессией. Золотые волосы были скрыты глубоким капюшоном накинутого сверху иссиня-черного плаща, покрывавшего девушку до пят.

Мда уж. Когда-то давно юная, только недавно выпустившаяся из академии Даларана волшебница, которой пришлось взять на себя ответственность за целый народ, думала, что выплакала все слезы — после очищения Стратхольма. Что ее боль — ушла вслед за отправившимся на Север Артасом. Сгорела в пламени уничтоженных домов. Пролилась слезами по тому, кто не вернулся из Нортренда. Затем надеялась, что после того, как Лордэрон пал — и сама девушка зачерствеет, станет относиться к этому куда проще. Мол, после случившегося — уже вряд ли похороны павших в битве воинов сумеют вызвать в правительнице Терамора боль. Слишком много их тогда было. Слишком многих потеряли — так, что хочешь не хочешь, а научишься абстрагироваться от боли. Время показало, что это не так. Особенно это оказалось не так в тот момент, когда волшебница сидела рядом с остывающим телом своего отца. Тогда — память отчетливо это запомнила — самым ужасным было осознание, что причиной его гибели стал ее осознанный выбор. Ради дружбы с теми, кто бился с Джайной на Хиджале — пришлось отказаться от чего-то еще. Долго она потом мучилась вопросом, сделала ли тогда правильный выбор.

С тех пор, после всех сюрпризов, что подкидывал Азерот своим обитателям, после пленения у Короля Лича и собственной смерти от рук бывшего возлюбленного — болезненные ощущения от подобных похорон никуда не ушли. Стали менее острыми — да. Словно бить стали уже не по обнаженной коже. Но так и не ушли окончательно, вопреки тому, что думала чародейка. Жители Азерота гибли, защищая свой мир от очередной угрозы. Те, кому повезло выжить — оплакивали, сохраняя в памяти лица и имена. Забавно. Возродившись здесь, в новом мире, Праудмур думала, что теперь-то уж все. С этим покончено. Несмотря на то, что она решила посвятить новую дарованную ей жизнь защите других от зла, в память о тех, кто подарил ей второй шанс, волшебница была уверена, что вряд ли привяжется к обитателям этого мира достаточно крепко, чтобы вновь горевать.

Однако все обернулось иначе, с тех пор, как Джайна дала присягу Гондору. Уже не в первый раз девушка замечала — чем дальше шло, тем больше Белый Город становился тем местом, с которым она связывала свою дальнейшую жизнь. Не просто в силу данной клятвы. Но потому, что чем больше жила в нем, чем больше общалась с Ангарином и Мэнэлдиль, чем дольше проникалась духом этого места — тем, к удивлению для чародейки, глубже проходило изменение отношения. Не впервые уроженка Антонидоса ловила себя на мысли, что спорит и рассуждает о той, или иной проблеме (к примеру, о сроках создания пушек) так, как если бы рассуждения эти касались того же Терамора. Вот и с похоронами вышло также. Вспоминая нашедшего ее в лесу Берентора, что отбил волшебницу у орков, а затем, не взирая на возможную опасность, принес в лагерь следопытов Гондора — Джайна испытывала горечь при виде тех, кто вернулся к семьям не со щитом, но на щите. Возможно и не так, как плакала бы, узнав о смерти Тралла, Утера, Вариана. Но достаточно, чтобы увидеть собственную перемену в отношении.

Джайна Праудмур не хотела, чтобы сыны Гондора возвращались в родной город… так.

Местом поминовения павших был Пятый Ярус. Народ собрался на скалистом отроге слева от крепостных стен, на вместительной площади перед Домом Королей, местом, где покоились прежние владыки Гондора, до того, как началась власть Триумвирата. Рядом же располагался Дом Наместников, где лежали прародители нынешних хозяев города. Как поняла Джайна из рассказов Мэнэлдиль — обычаи с тех пор сильно изменились. Ни один из Стражей Закона не лег в могилу рядом с предками. Уже много лет тяжелые металлические врата обоих Домов стояли закрытыми — с тех пор, как Эарнил, предпоследний Король Гондора, сомкнул очи в вечном сне. Могилы у его преемника так и не было — последний монарх навеки сгинул, отправившись на поединок с противником, что оказался ему не по зубам. Однако площадь перед Усыпальницами до сих пор служила местом мрачных церемоний, провожавших гондорцев в последний путь.

Вперед, в сопровождении нескольких воинов, тащивших несколько тяжелых на вид закрытых деревянных коробов, вышел закованный в полный доспех Маршал Белой Башни. Повернулся к собравшимся, почтительно, словно отдавая дань уважения скорби людей.

— Сегодня, — голос сына Дэнетора не дрогнул. Взгляд серых глаз Боромира внимательно ощупал площадь, задерживаясь на некоторых присутствовавших. Словно видя тех, чья боль сейчас была наиболее сильна — и изо всех сил стараясь поддержать. Показывая, что полководец тоже скорбит о павших и разделяет боль потери. — Мы собрались здесь, чтобы оказать последние почести тем, кто пожертвовал всем — ради того, чтобы наша страна продолжала жить и бороться. Кого-то из них я знал лично. Знал… и возлагал на них большие надежды. С другими судьба не дала возможности свести знакомство. Однако я уверен, что всех их на родном берегу, так или иначе ждали. Отцы и матери, жены и дети, — Боромир глубоко вздохнул. — Многие из них погибли в последнем крупном сражении, когда орда Мордора вновь подступила к нашим границам. Жизни других унесли мелкие стычки. К сожалению, бывает и так. Но. Каждый из них. Каждый, — в голосе Маршала прорезался металл и непререкаемая уверенность в собственной правоте. Так, что даже если бы кто-то вознамерился с ним спорить, этому теоретическому кому-то разумнее было бы сразу же… переменить свое мнение относительно этого глупого решения. — Пал, как герой. Каждый из погибших за это время — был подлинным сыном Гондора, закрыв собой Вражьим слугам путь на запад, в наши земли — или дальше.

Мужчина гордо вскинул голову. Глаза Воромирэ сверкали мрачной гордостью, так, словно он сам был идущим в свой последний бой героем древности.

— Таков наш удел. Наш рок, который, увы, изменить мы не в силах. Так уж вышло, что под боком у Гондора отравленная язва в виде владений Саурона! Мы — тот бастион, что не дает армиям Мордора хлынуть в более слабые, изнеженные земли. Мы — щит, охраняющий царства людей, эльфов и гномов. И пусть благодарности за это на часто не приходится видать, — Боромир криво усмехнулся. — Каждый из павших сынов и дочерей нашей страны этого заслуживает. Поэтому сегодня — мы с вами помянем наших детей, наших братьев и систер. Наших мужей и жен, что пали, защищая родной край! Слава павшим — и пусть Ушедшие примут в свои ряды новых героев, что и после своей гибели продолжают стоять несокрушимым строем, защищая Гондор!

Обнаженный меч сверкнул в лучах закатного солнца, подобно раскаленной молнии. По толпе собравшихся пробежала волна. Пришедшие с оружием следовали примеру Маршала, обнажая его и поднимая вверх. Безоружные ограничивались воздетыми к нему кулаками. Клинок Дэнетора взметнулся вверх вслед за мечом сына. Обнажил оружие Ангарин. Вскинула ладонь Мэнэлдиль, вторя Боромиру и прославляя павших. И Праудмур почувствовала, что остаться в стороне будет… неправильно. Поддавшись общему порыву, той мрачной, в каком-то смысле обреченной гордости, что не пробивалась даже сквозь скорбь и боль, что была неподвластна смерти, она воздела вверх кинжал, что обычно использовала во время работы или экспериментов.

— Да будет так, — почтив павших, мужчина убрал меч обратно в ножны, давая знак сопровождавшим его солдатам. Те открыли принесенные им ящики. В руках же Боромира оказался свиток. — Рядовой Турин, сын Ласара. Покойся с миром, сын Гондора. Вечная слава!

Из первого ящика, принесенного воинами, извлекли очищенный от крови меч, похоже, принадлежавший павшему. Один из воинов с величайшей осторожностью и почтением, словно неся на руках ребенка, положил клинок на каменную платформу, стоявшую перед ним. Тел не было. Все они, как слышала уроженка Азерота, предавались огню сразу после боя. То ли в подражание Нолдор и их героям, у величайшего из которых, как известно, не было «ни могилы, ни гробницы», а тело «стало золой и развеялось, как дым», то ли из древней как мир меры предосторожностей, которая воевавшей с Королем Личом была более, чем понятна. Ни к чему оставлять некромантам возможность обернуть бывших друзей против своих же.

Острый глаз чародейки заметил продолговатый кристалл на длинной цепочке, обмотанной вокруг эфеса. Камень был похож на тот, что дали ей самой после присяги Триумвирату. Такой же, как знала Праудмур, носил каждый житель Гондора. Но если те, что видела Джайна раньше, были угольно-черными (одно время она сама думала, что это обсидиан), то этот — сиял мягким серебристым светом, пробивавшимся сквозь полированные грани. Даже отсюда волшебница чувствовала, как камень, раньше магически нейтральный… изменился. Отголосок силы расходился мягкими волнами, словно круги на воде.

А Маршал Белой Башни, тем временем, назвал новое имя. Всего — около полутора сотен.


— Маршал…

Все еще остававшийся на площади Усыпальниц Боромир повернул голову, слегка кивнув подошедшей к нему девушке. Лишь мельком удивившись, увидев перед собой недавнюю знакомую, найденную следопытами младшего брата посреди леса. Разум доходчиво напомнил, что чародейка, создавшая гром-порошок, присутствовала на поминках, стоя по левую руку от Ангарина.

Похоже, она быстро сумела завоевать доверие старого мастера чем-то помимо своих изобретений, раз отправилась на это мероприятие в числе его свиты.

— Леди Джайна, — поприветствовав чародейку, скрывавшую золото волос под капюшоном плаща, сын Дэнетора вновь повернулся к постаменту, на которых лежало оружие и другие памятные вещи погибших.

Усталость последних дней вновь навалилась тяжким грузом. Несмотря на разгром армии Мордора, которой несколько отбили охоту лезть на стены Восточного Осгилиата, работы там сейчас более, чем хватало. В лесах Итилиэна оставалось множество уручьих банд. Как дезертиров, что после знакомства с новым оружием Гондора решили податься на вольные хлеба, так и хорошо организованных летучих отрядов противника, призванных всячески осложнять людям жизнь. Разумеется, большую часть работы по их выведению брали на себя следопыты Фарамира. Но и самому Маршалу Белой Башни пришлось побегать по окружавшим Звездную Цитадель лесам, вычищая и выкуривая оставшихся в живых уруков. Обычная военная рутина. Даже не слишком опасная, если умеешь. Но порой — такая выматывающая!

Откровенно говоря, Боромир, вернувшийся в город сегодня утром, будь его воля — не пошел бы на тризну по павшим, собиравшуюся в Цитадели вечером. Предпочел бы просто поесть, как следует распарить уставшие от доспеха мышцы в терме, после чего — проспать, не размыкая глаз, дня два. Возможно — совместить посещение термы с какой-нибудь молодой незамужней служанкой. Но… это было бы неуважительно к тем, чьи клинки сейчас были выставлены на площади. Братьев по оружию следовало бы помянуть, как подобает.

— Я пришла высказать соболезнования. Вам — и Г… — чародейка слегка запнулась, словно проглотив то, что первоначально хотела сказать. — И всем жителям Минас Тирита, что потеряли близких. Я знаю, привыкнуть к такому… можно, но даже после привычки боль остается.

— Благодарю, — невесело усмехнулся сын Дэнетора, скрестив руки на груди.

Интересной была запинка, сделанная волшебницей. Кажется, та хотела изначально сказать «Я соболезную Гондору». Но, похоже, что-то удержало. Потихоньку осваивается на земле, с которой связала свою жизнь и судьбу?

Однако соболезнования были приятны. Тем более — от человека, который, если верить рассказу Линдфалмара, в своей прежней жизни прекрасно успел узнать, что такое терять своих бойцов. Сочувствие, сопряженное с пониманием — всегда ценнее пустых соболезнований.

Тем временем, Джайна встала рядом с гондорцем, проследив за его взглядом.

— Вы многих знали из тех, кто сейчас лежит здесь?

— Не всех лично, — покачал головой Воромирэ. — Но о большинстве слышал, так, или иначе. К примеру, — чуть хмыкнув, мужчина указал золотоволосой на длинное копье с темным, почти черным полированным древком и листовидным наконечником, украшенным рунами Нолдор. — Амрод*, сын Исилинда. Десятник. Очень быстро, кстати, выбился. Прирожденный лидер, хладнокровный и терпеливый. Настоящий талант — поверь, я знаю, о чем говорю. Его ждало блестящее будущее. Возможно, со временем — мог бы выбиться в нобили нашей страны. Но, к сожалению, во время битвы за Осгилиат один из уруков, уже будучи насаженным на копье, сумел добраться до горла и вцепиться в него зубами, — лицо воина исказила легкая гримаса. Однако мгновение спустя он взял всебя в руки. — Да примут его Ушедшие. Однако, — взгляд Маршала, решившего мягко сменить тему вновь повернулся к притихшей волшебнице. — Я должен сказать спасибо, чародейка. Благодаря бочкам с твоими подарками куда меньше сегодня тех, чьи Фэаронды** сегодня лежат здесь. В этом есть твоя заслуга — как и в том, что мы смогли удержать город, не подпустить Врага к переправам через реку.

— Фэа… — в голубых глазах девушки отразилось легкое непонимание, так, что Боромир мысленно ударил себя по лбу. Похоже, гостья из другого мира не успела узнать все об некоторых специфических обычаях Гондора.

— Фэаронд. Камень духа. Видишь? — мужчина указал на мягко светившиеся светом душ павших кристаллы, лежавшие рядом с оружием. — На каждом из них выгравировано имя. Когда воин умирает — мы приносим его меч, или другую личную вещь, вместе с камнем, чтобы близкие могли проститься с погибшим.

— И семья забирает его себе, на память?

— Нет, — отрицательно покачал головой Боромир, вспоминая объяснения сначала отца, а затем и наставника. Трудно было объяснить то, что тебе кажется естественным. — Домой семьи забирают лишь памятную вещь, спустя день после поминок. Камни же отправляются на юг, в Пеларгир. Там их души смогут встать в один строй со своими предками. Стать одними из Ушедших, что хранят Гондор и после своей смерти.

Праудмур слегка нахмурилась, словно прислушиваясь к собственным ощущениям. Будто пытаясь понять, что из сказанного правда, а что вымысел. Или Воромирэ показалось?

— Значит, тот камень, что дали мне во время присяги, — похоже, девушка поняла значение того подарка. Боромир кивнул, подтверждая ее догадку.

— Носи, не снимая. Он означает, что ты — одна из нас. Дочь Гондора. В жизни — и в посмертии, если ты того захочешь.

Чародейка отрешенно кивнула. Тонкие пальцы коснулись цепочки на шее, на которой, судя по всему, висел её Фэаронд. Мужчина, кивнув ей, уже собирался уходить, когда та внезапно возобновила разговор.

— Я надеюсь, Маршал, что то, над чем мы с Мэнэлдиль и Ангарином, сможет… сделать так, чтобы как можно меньше Камней Духа отсылали на юг, — Джайна вслед за Боромиром шагнула прочь от Усыпальницы.

— О, леди Праудмур, — военачальник Гондора хмыкнул, галантно подавая девушке руку, на которую та не преминула опереться. Слова ее, тем не менее, были приятны. — Я слышал от отца о том бронзовом чудовище, изрыгающем пламя, которое вы пытаетесь создать. Спасибо.

— Не пламя, — поправила золотоволосая. — Скорее — снаряд. Как катапульта, но который будет выбрасываться с куда большей силой с помощью взрыва пороха внутри. А учитывая то, что вы видели, какой взрыв может создать порох… Можете представить себе, с какой силой камень или ядро будет выбрасываться. Полагаю, — голубые глаза ехидно сверкнули. — Даже ваш наставник не откажется поставить на свой любимый корабль несколько таких.

Богатое воображение Боромира спешно нарисовало описываемую Джайной картину. Что же… выходило впечатляюще — если эта новая задумка будет хоть вполовину настолько же удачной, как порох.

— Если ваше новое творение окажется настолько хорошо, что заставит меня и Моранора спорить о том, кто первый его получит — клянусь Белой Башней, я угощаю всю компанию вином. Пиво вы вряд ли пьете…

— Ловлю на слове, Маршал!

_______________

* В Гондоре было принято периодически называть детей именами героев Первой эпохи. К примеру, отца Дэнетора звали Эктелион, а прародителя их Дома — Хурином.

** «Камень Духа» Квенья.